передал мне бумагу. Ознакомившись с собственной версией, я поставил свою закорючку и вернул им документ. Подшив мои показания к делу, где-то с полминуты оба жандарма полировали меня глазами. На лбу Синицына пульсировала жилка. Штерн тоже молчал.

— Поэтому Тома виновата только в одном, — нарушил я молчание и потянулся. — Оказалась ни в том месте, ни в то время. Да и судя по всему, горничная из нее неважная, раз она с хозяйкой зависала в столовке вместо того, чтобы выполнять свои непосредственные обязанности. Позвольте мне забрать мою глупенькую лисичку и удалиться!

Снаружи снова раздались рассерженные голоса. Штерн же продолжал молча пялиться на меня.

— Ничего подобного мне подследственная не сообщала, — сказал Синцын, обернувшись к своему начальнику. — Она напирала, что она вольная и устроилась в дом к Ленским по приглашению сестры, а не вследствие проигрыша в карты! Я подозревал, что она беглая и даже сделал запрос в…

Шеф жандармов только дернул щекой. Синицын покраснел и, схватив дело, покинул помещение.

Затем тяжелая фигура Штерна уселась на его место. Еще минуту следователь молча вглядывался в меня.

— Как тут душно, — помахала себе перед лицом Метта и ткнула шефа пальцем в нос. — Эй ты, патлатый! Долго еще в молчанку будешь играть? Мы так-то спешим!

— Мне очень хочется поверить в вашу историю, Илья Тимофеевич, — заговорил, наконец, Штерн. — Право, такой как вы вполне способен проиграть женщину в карты, а потом бежать вызволять ее из темницы…

— Именно, — кивнул я. — И мне не слишком хочется, чтобы моя собственность болталась в петле. Она, между прочим, денег стоит. К тому же толпа за забором не слишком обрадуется, если завтра на рассвете ее вздернут.

И в подтверждении моих слов снаружи снова заорали.

— Что ж… — со спокойным видом Тимофей Борисович откинулся в кресле. — Однако слишком уж много произошло в усадьбе Ленских за вчерашний вечер. И речь не только о попытке убить Софью Ленскую. Тут тебе еще и таинственная смерть Филиппа Сергеевича, а потом неожиданный уход Варвары… К тому же, вы, по показаниям всех опрошенных, присутствовали под той же крышей и еще, по вашим же словам, якобы спасли Тому с Софьей от мимика.

— Не намекаете же вы, что это я всему виной?

Штерн ухмыльнулся.

— Нет, что вы? Против вас нет ни показаний, ни улик. Однако никаких следов «мимиков» нам тоже найти не удалось. У меня лишь два варианта — либо это все какая-то чушь, и Тамара действительно виновна, а вы зачем-то прикрываете это животное, либо…

И снаружи раздался очередной взрыв криков, а затем грохнул одинокий выстрел.

— Мама… — охнула Метта.

Шеф жандармов даже глазом не моргнул. Похоже, стреляли в воздух.

— Либо все в усадьбе в ту ночь просто посходили с ума. Но тут идти надо не в жандармерию, а в шардинский дурдом.

— Даже если Тома и виновна, то я за нее отвечаю, — сказал я. — А неотвратимых доказательств ее вины у вас нет. Только слова, которые не заслуживают никакого доверия.

Штерн тяжело вздохнул и поднялся.

— Тут вы правы. По закону мы не имеем права решать судьбу этой… женщины без вашего участия.

— Давайте я предложу вам компромисс: вы передаете ее мне, и я даю вам честное слово, что накажу ее по всей строгости.

— Пары десятков плетей по ее сладкой попке будет достаточно! — щелкнула себя по руке плеткой Метта и вскрикнула: — Ай! Больно!

Штерн же покачал головой:

— Если сейчас я выпущу Тамару за забор, никакого наказания ей не видать. Толпа сразу подхватит ее на руки и унесет. Не будьте дураком, Илья. Да и вам не поздоровится, если они узнают, что вы не просто ее хозяин, но и проиграли ее в карты.

— Позвольте мне взять все риски на себя.

— Не позволю. В этом городе я отвечаю за закон, и никакие нелюди не вправе безнаказанно освобождать преступников и окружать правительственные здания. Наказание, даже самое строгое, должно быть приведено в исполнение. И они его понесут.

— Они⁈ — нахмурился я, и вдруг снаружи снова заголосили. Я посмотрел в окно.

А толпа пришла в движение! От жандармских мундиров уже отбою нет! Похоже, вот-вот начнется что-то страшное.

— Именно, — довольно кивнул Штерн, сложив руки на груди. — Главное преступление нелюдей в том, что они подумали, что могут открыть свою грязную пасть на служителей закона и верных слуг Императора.

Снова крики. Похоже, пахло жареным.

— Не волнуйтесь, в этом здании мы с вами в полной безопасности. Подождите, сейчас мои парни сделают пару залпов, а мы, тем временем, решим судьбу Коршуновой. В спокойной обстановке.

И, улыбнувшись, он достал из ящика портсигар.

— Будете?

— Спасибо, не курю, — покачал я головой.

Хмыкнув, Штерн сунул сигару в «гильотину» и отрезал кончик. За окном разразилась настоящая буря.

— Как бы там ни было. Что бы ни случилось ночью в усадьбе, было ли это массовым помешательством или нет, но Коршунову нужно наказать, — сказал он, прикурив. — И еще желательно ее брата, которого тоже видели в усадьбе. Во время ее ареста, он посмел открыть свой хавальник на моих людей и ушел безнаказанным.

Он выдул плотную струю дыма. Метта поморщилась.

— Безобразие! — выпалил он. — Нелюди и так слишком сильно распоясались, а сюда вообще сбегаются как тараканы. Думают, что тут им медом намазано! В Новом свете, ишь! Но они забывают об одном — здесь тоже Империя. И законы здесь Имперские, и именно я…

И он ткнул незажженным концом сигары себе в грудь.

— … Штерн, отвечаю здесь за то, чтобы нелюди знали свое место.

Он замолчал.

— Понимаю, — кивнул я, — но я хозяин фокса, а значит, именно я виновен в том, что не уследил за ней. Видать, вам придется наказать и меня.

Штерн удивленно приподнял бровь:

— Для аристократов не предусмотрено наказания за деяния простолюдинов. Тем более нелюдей.

Я пожал плечами:

— Значит…

— Значит, вы накажете свою собственность сами, — кивнул Тимофей Борисович. — Как хороший и справедливый хозяин. А я вам помогу.

* * *

Тома сидела на нарах и без конца облизывала губы. Крови давно не было, но она все еще чуяла ее сладкий привкус.

Да… Вкус крови так будоражит, до сих пор голова