Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соседом по «камере» оказался милый старичок. Глядя на него, Авоськин долго вспоминал, где он уже видел что-то на него похожее. «Это же чистый Швейк! — чуть не закричал он, вспомнив по фильму бравого и неутомимого солдата. — Ну, прямо вылитый экземпляр!»
— Позвольте вам заметить, — тихим, вкрадчивым голосом с полуулыбкой на сочных устах говорил сосед — «Швейк», — питание здесь отличное, по вечерам ходим на кефир, днем дают по яблоку. Я вам, с вашего позволения, покажу, где пьют воду. В магазине она стоит деньги, а тут бесплатно пей, сколь душе угодно.
— Питание — это хорошо, — единственное, что смог придумать в ответ Авоськин, — оно сейчас дорого стоит. Почитай, все деньги на еду уходят. Я уже не помню, когда носки покупал, не говоря о другом.
— Осмелюсь заметить, я уже одиннадцать лет на пенсии, а вынужден подрабатывать. Простите, как вас зовут? — склонив голову набок, спросил вдруг сосед.
— Михаил. Михаил Васильевич Авоськин.
— Простите за нескромный вопрос: вы не детдомовский? — задал странный вопрос сосед, внимательно заглядывая в глаза Авоськину.
— Нет. С чего это вы взяли вдруг? — почти обиделся Авоськин.
— Фамилия у вас, доложу я вам, больно уж современная. В старину, как вам будет известно, авосек никаких не было, они появились в советское время, когда люди, выходя из дома, брали в карман сумку и говорили: «Авось, по дороге что-нибудь дельное попадется». Трудности с продуктами, как и с другими вещами испытывал тогда наш народ.
— Ну так что?
— А подкинутым детдомовцам их воспитатели давали самые необыкновенные, самые смешные фамилии. От Эйнштейна и Нобеля до какого-нибудь Авоськина.
— Не такая уж и плохая моя фамилия. Обыкновенная. Русская, а не какая там еще. — Голос Авоськина выдал его возмущение, хотя и старался он не показывать этого. — От слова авось, вдруг, возможно. И фамилии отсюда: Авоськин, Авосенко, Авосенчукян, Возможенко, Могутный… Ничего тут странного я не нахожу.
— Конечно, конечно! — поспешил согласиться сосед, видать, поняв свою оплошность. — Вы правы, милейший Михаил Васильевич. У меня ведь фамилия тоже не Бог весть какая. Калошин. Калошин Иван и тоже Васильевич. Как изволите заметить, калоши появились после того, как была найдена резина, а это случилось далеко не при моем тезке, тоже Иван Васильевиче, Грозном только. Царствие ему небесное. Хороший был мужик. Волевой, понимаете, такой. Его бы нам сейчас годика на два-три! Ну да Бог с ними, с этими фамилиями. Не они нас красят, а мы их. А тут уж, осмелюсь похвастать, не зря моя жизнь прожита: четверо дочерей, восемь внуков и два правнука! Ну, кто еще может потягаться со мной?
— У моего друга-узбека, служили вместе в пехоте, двенадцать или тринадцать детей было, он сам толком не знал.
— Их можно не брать в расчет, они размножаются походя, как кролики. Мы же стараемся воспитать нужного обществу че-ло-ве-ка! — Тут сосед воздел к небу палец и повторил: — Че-ло-ве-ка! Нужного обществу! А просто так пустить по свету себе подобное существо — небольшая в том заслуга. У нас в роду все были на службе у народа. Торговые мы люди, а значит, и нужные во все времена. Купец — вот кто во все времена был необходим! Вот кто был, есть и будет во главе угла!
— Как бы не так! — со злорадством воскликнул Авоськин. — Бедного Диогена, у кого, кроме бочки, ничего не было, да и бочка едва ли его была, все знают и помнят, а богатеньких купчишек его времени никто не знает! Они в прах превратились со всем своим барахлом! Вот так!
— Оставим, милейший Михаил Васильевич, их в покое. Чайку хотите с дороги? Хороший. Цейлонский. — Неожиданно сменил тему разговора сосед.
— Чайку? Чайку, пожалуй, можно, — согласился Авоськин и принялся распаковывать свои вещи. Достал кипу бумаг. — Решил здесь малость поработать с отчетами, — сказал он, выискивая место, куда бы можно было сложить папки.
— Напрасно вы это, — кивнул сосед на папки и тут же улыбнулся тайной и хитрой улыбкой Мефистофеля. — Едва ли вы будете здесь этим заниматься. Скажу почему: много будет соблазнов.
— Это меня не касается, — убежденно заявил Авоськин, растягивая за штанины помятые спортивные брюки от сына.
— Ну-ну, — вымолвил на это сосед и загремел чашками.
После чая сосед повел Авоськина по территории санатория, показал все тропки, по которым он бродит, все скамейки, где он отдыхает душой и прикармливает синичек и белочек.
У почты встретились с двумя молодыми девицами, одна была в шубе с потертыми рукавами и воротником, другая — в дубленке, тоже потёртой, только по бокам. Иван Васильевич внезапно преобразился, глазки его обволокло дополнительной порцией масла.
— Галочка! Валечка! — кинулся он к девицам, выпятив грудь и спрятав куда-то арбуз живота. — Ах, как вы прекрасно выглядите! А мы вот с Мишей, мой новый сосед, решили прогуляться и посмотреть на местных красоток. Не хотите ли с нами? Вот и мило! Вот и хорошо!
Пошли по горбатой дороге вместе, занимая всю ее ширь. Авоськин не знал, как вести себя в такой компании. Хотелось сказать что-то умное, значительное, а вылетала такая мерзость, такая чушь. Но Галочка с Валечкой великодушно прощали ему все промахи, делали вид очень заинтересованных его рассказами, дружно смеялись, хотя ничего смешного не было сказано.
Так и дошли до корпуса, там распрощались, причем Иван Васильевич взял с девиц слово, что после ужина они обязательно придут к ним в гости: надо же как-то отметить приезд Миши, начало, так сказать, его активного отдыха, иначе пойдет все псу под хвост.
Авоськин сходил в магазин, купил две бутылки водки, шампанского тоже две, две больших и самых дорогих шоколадки, колбасы копченой палку, шпроты. Хлеб не стал покупать: Иван Васильевич сказал, что принесет со столовки.
«О чем мне с ними говорить? — напрягал мозг средней руки экспедитора Авоськин. — Не о перевозках же занюханных кур и уток, о певцах каких-нибудь модных надо говорить. А что я могу о них рассказать, если сразу вырубаю телевизор, как услышу их овечье блеяние? Может, об этом, как его… Трушкин, что ли? Нет, не Трушкин. Трушкин кто-то другой, он не поет, он что-то другое делает. Зиганшин? Опять нет. Зиганшин это тот, что сапоги съел в океане. Давно это было. Вертится на языке, а вспомнить — ни туда ни сюда. Маленький такой, юркий, как
