Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие тут секреты? Дочь командующего войсками округа осчастливила меня, всеми покинутого.
— Не может быть! — выкрикнул Дорогой, и я почувствовал каким-то особым чутьем, как его подбросило вместе со стулом. — Ну, ты и везунчик! До генерала теперь — рукой подать!
— Я в этом не сомневаюсь.
— Ну и правильно. Тебе Надюху позвать? Тогда бывай! Привет Киеву!
«Привет Киеву, привет всем, привет всему…» — шептал мне и успокаивал легкий теплый ветерок.
Дорога к перекрестку шла под уклон и ярко освещалась фонарями. Мне же хотелось в тайгу, хотелось слушать при лампадном свете тихий, убаюкивающий голос старца и ничего более…
Перед перекрестком стояло то старое кафе, как последняя застава…
Волчье место. Рассказ
Сгущаются сумерки, судорожно сжимая день морозный и туманный. Вертолет с треском рубит ледяной воздух, пробираясь к мерцающим вдали огням поселка, — там наш аэродром, наше временное пристанище.
Усталостью налилось тело, ничего не хочется, кроме бесконечной, пусть даже унылой, но раскрепощающей душу дороги.
Закрыв глаза, сидит Семёнов, по энергично двигающимся мускулам лица можно судить о его мыслях. Рядом с ним примостился Иван Дмитриевич, он как-то весь обмяк, плечи обвисли, кожа у подбородка и под глазами собралось складками. «Да, такие нагрузки не каждому молодому под силу, — думал я, глядя на Ивана Дмитриевича, — а шестидесятилетнему они и вовсе ни к чему».
Мы возвращаемся с охоты на волков. Это была не классическая охота с ее ритуалом, сборами, расстановкой стрелков, распутыванием хитроумных следов хищников — мы просто уничтожали расплодившихся в Северном Казахстане и ставших настоящим бедствием кровожадных зверей, используя для этой цели обычный транспортный вертолет Ми-8.
Шел уж какой день — не сразу и скажешь. Все они были до тошноты однообразны, невозможно трудны и опасны.
…Первый день нашей охоты выдался ветреным, «шайтан» нес снег, наметая в одном месте плотные сугробы, оголяя в другом потрескавшуюся от сухоты и мороза землю. Степь переливалась то синим глянцем отполированных сугробов, то молочно-белым туманом бесконечной поземки. Солнце куталось во мгле, и если оно выглядывало на миг, как бы желая убедиться в неизменности мира, то оранжевокрасный полог неба отделялся от холодной земли, и тогда появлялся горизонт, и все становилось на свои места.
Изредка попадались зимовья, и нелегко было определить по их виду, жилые они или брошены; чаще бледная тень от вертолета секла могильники с полуразвалившимися глинобитными мавзолеями-мазарами. Если судить по этим ветхим, занесенным песком и снегом последним приютам кочевников, то степь, огромная и необозримая, на которой за два-три часа полетов можно не встретить ни души, вся исхожена вдоль и поперек. Только в разные времена и разными людьми.
Около одного зимовья, по крышу утонувшего в снегу, в загоне, плотно сомкнув заиндевелые бока, понурив седые от инея головы, стояли лошади, над ними черной вехой торчал человек. Завидев нас, он призывно замахал руками.
Летчик заложил крутой вираж, и в мгновение ока вертолет, разметая сено, захлестывая полы старенькой шубы пастуха, оказался рядом с ним. Прикрыв лицо от свирепого ветра, неуверенными шагами человек подбирался к вертолету. У края свистящих лопастей остановился.
— Иди, узнай, чего он хочет. Да побыстрее! — распорядился наш старший, Семёнов.
Я выскочил из вертолета и тут же провалился в снег по пояс. Пока неуклюже выбирался из сугроба, пастух не сводил с меня полунасмешливых, полупрезрительных узких глаз.
— Что случилось? — проорал я в лисий малахай казаха сразу же, как только встал на утрамбованный до бетонной твердости крепкими ветрами наст.
Казах не спешил с ответом, молча подал мне для приветствия свою сухую и твердую, как доска, руку. Я повторил вопрос, но уже тише.
— Конь ходил, много конь. Люди ночь ходил… Вот день, — показал он пять бурых пальцев.
Я не мог понять связи между ушедшими куда-то и вертолетом. Ушли, так ушли, зачем нам об этом знать? Здесь что-то не то. Видя мою непонятливость, казах заговорил, вытаскивая из гортани весь запас русских слов:
— Вольк тут ходил, конь — туда, люди — туда ходил, — показал он рукой на запад. — Люди шибко спешил. Сапсем нету чай, эт[1] нету, нету одеть корошо.
— Якши! — щегольнул и я знанием языка собеседника. — Не беспокойся, апа[2]… ата[3]… Найдем твоих коней в два счета.
Казах молча наблюдал за мной, требуя, очевидно, каких-то дополнительных заверений.
— Давай, отец, чай свой и еще чего там, все отвезем вмиг! — предложил я, коробясь под испытующим взглядом пастуха. Тот еще пристальней посмотрел на меня, как бы выискивая что-то, что подкрепило бы его доверие. Сомнения его объяснялись просто: уж больно быстро я согласился помочь ему в беде, не требуя платы. Все же желание хоть и призрачной помощи попавшим в беду людям спихнуло его с сугроба в какую-то нору, откуда он не спешил появляться.
Семёнов выглянул в дверь, по его кривой физиономии можно было понять, что он недоволен моими затянувшимися переговорами.
— Успеешь! — огрызнулся я в полный голос, зная, что не услышит он моих слов, и в то же время мне было приятно выразить свою независимость, к чему я так всегда стремился и что менее всего мне удавалось. Но я поднял руку и изобразил какое-то подобие улыбки, мол, все в порядке, шеф.
Вскоре показался пастух, по-муравьиному тянувший поклажу.
— Чай, — показал он на вместительный грязный термос. — Эт, мясо, — всучил мне кожаную суму, довольно-таки увесистую.
И мы полетели на запад, до боли в глазах всматриваясь во мглу, стараясь найти, как иголку в стоге сена, пропавший в молочно-мглистой степи табун с пастухами.
— Надо нам это, — ворчал Семёнов, не в силах отменить общее решение, — вроде других дел у нас нет.
Долго кружили мы, кидаясь к любой точке, к черному пятну вдали, но все было напрасно. Отчаивались, но кто-нибудь из нас тыкал пальцем в холодное стекло дрожащего вертолета, и мы с новой надеждой мчались куда-то, чтобы еще раз убедиться в своей ошибке.
После очередной промашки Семёнов рванулся в кабину.
— Хватит устраивать тут цирк! — крикнул он командиру борта. — Разве не понятно, что мы их не найдем? Только время теряем!
— У нас не принято бросать людей в беде, — обернувшись, прокричал пилот, смерив Семёнова жестким взглядом. — Найдем!
И мы их нашли.
Мы приземлились рядом с табуном, и пока летчики выключали двигатели, я старался за плотной пеленой тумана и поднятого винтами снега хоть что-то разглядеть. Во
