«Нет смысла торчать здесь, когда до Сосновки двадцать минут езды, – решил капитан. – Надо ехать туда и еще раз поговорить с Колодниковым, а заодно и с охранником. К тому же начальник колонии Веденеев не успел рассказать мне историю, которая произошла с Завьяловым в начале отсидки. Тогда нам помешал приход охранника, теперь же есть возможность восполнить пробелы. И кто знает, к чему это приведет…»

Он огляделся по сторонам и решительным шагом направился к милицейскому «Москвичу», водитель которого лениво жевал бутерброд, опершись о капот автомобиля.

– Слушай, друг, подбрось до сельсовета. Свою машину я там оставил, теперь жалею.

Водитель с тоской посмотрел на бутерброд. Пахучие кругляшки «краковской» колбасы отсвечивали жирком, маня отдать предпочтение вкусному перекусу. Но долг преобладал над желудком.

– Не проблема, товарищ капитан. Прыгайте в машину, мне и самому не помешает размяться, а то от этой толкотни мушки перед глазами, – ответил водитель и, не сдержавшись, быстро засунул в рот остатки бутерброда.

Паршин сглотнул слюну. Сколько он не ел? Часов шестнадцать? После того как старлей Валеев накормил его в кабинете, в желудок следователя попал только стакан холодного чая. «А как было бы приятно пожевать такой вот незатейливый бутерброд», – подумал Паршин. Перед мысленным взором тут же возникла картина: продовольственный магазин, отдел колбас, где в специальных холодильниках-витринах под стеклом плотными рядами лежит колбаса всех мастей. Вареная с жирком «Отдельная» по два двадцать за кило, обезжиренная «Докторская» всего на десять копеек дороже, солидная «Любительская», тоже с жирком, но уже по два девяносто, «Русская» с мелким жиром, за которую просили два рубля семьдесят копеек, «Одесская», «Молочная», «Русская»… Да что там! Сейчас Паршин готов бы съесть хоть кусок «Собачьей радости» по шестьдесят пять копеек за кило, так называли ливерную колбасу в натуральной оболочке. Конечно, в Ковылкино в магазине только и можно было купить «Ливерную», да и то не слишком свежую.

– Товарищ капитан, так мы едем или как? – Голос водителя прервал мечты Паршина.

– Да-да, едем, – поспешно ответил следователь.

Он занял пассажирское сиденье справа от водителя, тот завел двигатель, и машина плавно покатила по дороге к сельсовету.

В этот момент с противоположной стороны дороги показался старший лейтенант Валеев. Увидев, что Паршин уезжает, он замахал руками:

– Стой! Стой!

Но Паршин его не услышал. Выбросив из головы мечты о колбасе, он заставил себя сосредоточиться на предстоящей беседе. Валеев в сердцах сплюнул, порыскал глазами в поисках машины, на которой он мог бы догнать следователя, но ничего подходящего не увидел. В спецфургоне кипела работа, а водитель «пазика» ковырялся под капотом, при этом на его лице читалось такое раздражение, что было понятно: в ближайшее время колымага точно не заведется.

Валеев отыскал глазами стажера Сидоркина и направился к нему.

* * *

У ворот ИТК-7 Паршина остановил охранник. Изучив его удостоверение, он связался по телефону внутренней связи с кабинетом начальника колонии, и вскоре капитан уже шагал по дорожке, ведущей к административному зданию.

Веденеев встретил его на крыльце. Потирая лицо, осунувшееся от бессонной ночи, он поздоровался кивком головы и предложил:

– Давай постоим на свежем воздухе, покурим. Голова кругом идет от бесконечных поисков.

– Можно и покурить, – согласился Паршин. Он поднялся на крыльцо, оперся о перила и, повторив жест Веденеева, потер ладонями лицо.

– Выглядишь неважно, – улыбнувшись, произнес Веденеев. – Что, не двигается дело?

– Не двигается, будь оно неладно, – подтвердил Паршин.

– И у меня не двигается, – признался Веденеев. Он достал из кармана пачку «Казбека» и протянул следователю. Тот помотал головой, отказался. Веденеев прикурил, глубоко затянулся и, выпустив клуб дыма, спросил: – К нам по делу или от нетерпения?

– Хочу еще раз поговорить с Колодниковым, – ответил Паршин. – Да и с вами мы разговор до конца не довели. Хотелось бы послушать историю, которая произошла с Завьяловым в начале его отсидки.

– Какую историю? – не сразу вспомнил Веденеев.

– В свой первый приезд я спрашивал, была ли у Завьялова причина бежать из колонии, вы сказали, что кое-что было, – напомнил Паршин.

– Ах, это! Что ж, расскажу, хуже ведь не станет, – полушутя произнес Веденеев. – Вот только папиросу докурю.

– А вы курите и рассказывайте, – попросил Паршин.

Веденеев снова затянулся.

В начале отсидки Завьялов занимал место рядом с парнем по кличке Хата. На работы вне колонии их не назначали, трудились они только «за колючкой». Завьялов пришел в зону на три месяца раньше Хаты, но друзьями не обзавелся, хотя и врагов не нажил. А вот Хата, как только появился в ИТК, сразу же начал конфликтовать с сидельцами, а все оттого, что в этой же колонии отбывал наказание его троюродный брат, человек испорченный до мозга костей, но умудрившийся до сорока пяти лет ни разу в тюрьму не попасть.

С Хатой у них и возник конфликт, вернее, Леня Факел начал доставать Хату, буквально прохода ему не давал, пока старший по блоку не приструнил Факела. Он забрал у него считавшуюся престижной работу в прачечном комплексе и отправил валить лес. Не самое мудрое решение, но на время в блок вернулись порядок и покой.

Спустя месяц Факел, получивший отгул за поврежденную на лесоповале ногу, остался в бараке в дневное время. Вместо того чтобы наслаждаться отдыхом, он проскользнул в прачечную и начал угрожать Хате расправой за то, что тот занял его место. Завязалась драка, ожесточенная и кровавая.

В какой-то момент в прачечной появился Завьялов. Оценив обстановку, он бросился на обидчика и так отметелил его, что тот чудом выжил. Когда подоспела охрана, Завьялов сидел на Лене верхом и колотил его затылком о бетонный пол. При этом лицо его искажала страшная гримаса, не имеющая ничего общего с человеческим выражением лица. Хата же сидел в углу прачечной и безмолвно наблюдал, как убивают его родственника.

– Дело мы замяли, – нехотя признался Веденеев. – Отчасти оттого, что Леня Факел был первостатейным говнюком и всех достал, отчасти оттого, что охранник, старший по блоку, сам совершил глупость. Ну, и потому что Факел выжил, конечно. Завьялова он не обвинял, говорил, что произошло недоразумение и в принципе никто никого не бил, а мы настаивать не стали.

– Разве этот случай мог заставить Завьялова бежать? – Паршин непонимающе наморщил лоб.

– Сам по себе не мог, но его последствия… – протянул Веденеев и замолчал.

– Говорите же, не тяните, – потребовал Паршин.

– Факел обиды не забыл. До нас дошли слухи, что он поклялся расправиться и с Хатой, и с Ледорубом. Мы за ними присматривали, но ничего подозрительного до сих