— Я очень безобразна? — прошептала я, поспешно прикрывая грудь длинными тяжелыми волосами.

— Нет! Долли, ты прекрасна. — Он провел пальцем по изгибам моего тела, убрал в сторону прядь волос и стал медленно расстегивать корсет. Я вся дрожала от его восхитительных прикосновений. — Твои плечи цвета слоновой кости, твоя тонкая талия, твоя полная грудь… Я д-даже не ожидал…

Он не был разочарован. Он был в восторге. Я потянулась к нему и крепко поцеловала в губы, а потом начала ощупью расстегивать пуговицы на его рубашке и брюках; мне хотелось чувствовать его грудь, его тело. Мы долго стояли, прижавшись друг к другу, и только дышали. А потом он повлек меня к кровати.

* * *

В последний день нашей поездки Альберт приготовил сюрприз. Закрыв мне глаза руками, он провел меня по улицам Кьявенны. Я уже привыкла к запахам нашего маленького убежища — к горьковатому дымку обжаренных кофейных зерен в местном кафе, к пряному аромату благовоний, доносящемуся из церкви во время мессы, к густому цветочному парфюму единственного в крошечном городке модного магазина — и примерно представляла, куда мы идем. Но вот мы вошли в какое-то помещение, запах которого я узнала не сразу. Я принюхалась еще раз. Явственно пахло лошадьми.

Альберт убрал руки с моих глаз. Мы стояли в каком-то сарае. Это что, и есть сюрприз?

— Мы едем в Сплюген, — объявил Альберт.

Я сжала ему руку в радостном волнении. Мы часто обсуждали сумасбродную идею путешествия по горному перевалу, соединяющему Италию и Швейцарию. Но у нас никогда не было средств на такую безумную роскошь.

— У меня теперь есть работа, не забывай, — с гордостью ответил Альберт на мой незаданный вопрос.

Я крепко обняла его, а затем с помощью кучера, придержавшего меня под локоть, уселась в уютные санки. Альберт втиснулся рядом, и кучер укрыл нас толстым слоем мехов, одеял и шалей. Когда мы поднимемся в горы, будет холоднее.

— Как близко, восхитительно, — прошептала я.

— Идеально для нас, влюбленных, — прошептал Альберт в ответ, проводя ладонями по моим ногам под покровом одеял. Я задрожала, но не от холода.

Кучер занял свое место на облучке сзади и щелкнул кнутом. Лошади понеслись галопом по заснеженным тропинкам, ведущим к Сплюгену. Кучер что-то рассказывал об истории перевала, о чудесах природы, но мы с Альбертом не обращали внимания ни на что вокруг. Несколько часов подряд мы, прижавшись друг к другу, катили по длинным, извилистым поворотам открытой дороги и видели только снег, снег и снег.

— Какая-то белая вечность, — сказала я. Вечность. Бесконечность. Удастся ли мне когда-нибудь открыть научную или математическую истину, которая так же надолго определит будущее науки, как теория бесконечности?

— Под этими одеялами довольно тепло. — Альберт крепче прижался ко мне. — Прошлая ночь была чудесна, Долли. Когда ты позволила мне ласкать тебя так…

Я покраснела при мысли о нашей близости и еще теснее прильнула к нему. С каждой ночью мы становились ближе — и желаннее — друг для друга. Кьявенна и правда подарила нам наш богемный медовый месяц.

— Пожалуй, я подам этому новому профессору Веберу нашу статью, — рассеянно проговорил Альберт. Я уже привыкла к его привычке мгновенно переводить разговор с любви на работу. По иронии судьбы, его нового начальника в Винтертурской школе тоже звали профессор Вебер.

— Какую? — спросила я, утыкаясь лицом Альберту в шею. За последние годы было столько статей и теорий, а кроме того, мои мысли сейчас были заняты в основном не работой.

— О молекулярном притяжении между атомами, — ответил Альберт. Голос, звучавший словно бы издалека, и ослабевшие объятия подсказали мне, что его мысли бродят где-то не здесь.

— «Выводы из явления капиллярности»?

Я села. Мы с ним провели исследование и написали работу, в которой выдвинули теорию о том, что каждый атом связан с молекулярным полем притяжения, вне зависимости от температуры и способа химической связи с другими атомами. Мы оставили открытым вопрос о том, связаны ли эти поля с гравитационными силами и каким образом.

— Да, ту самую.

В прошлом месяце мы с ним закончили работу над этой статьей и намеревались отправить ее в какой-нибудь респектабельный физический журнал. Такая публикация повысила бы наши шансы получить должность.

— А он не спросит, кто соавтор? Что это за фройляйн Марич?

Альберт помолчал.

— Ты не станешь возражать, если я поставлю только свое имя? Я надеюсь, что, если профессор Вебер прочтет ее и она произведет на него такое впечатление, как я рассчитываю, он предложит мне постоянную работу.

Я не ответила. Мысль, что мое авторство не будет указано, меня покоробила: мы ведь работали над статьей как равные. Но если он хочет показать ее новому профессору Веберу только для того, чтобы произвести на него впечатление, а в дальнейшем мы будем посылать ее в журналы под обоими нашими именами, — на это я готова была согласиться. Лишь бы Альберт поскорее получил постоянную работу.

— Что ж, если ты просто дашь ему ее прочитать… — Я не договорила. Пожалуй, не стоило упирать на то, что при публикации авторство должно быть указано точно. Альберт ведь и так всегда заботится о моем благе.

— Конечно, Долли, — сказал он. — Ты только представь, как скоро мы сможем пожениться, если я получу должность преподавателя.

Я потянулась к нему, чтобы поцеловать, но тут кучер прервал нас.

— Синьор! Мы на вершине перевала Сплюген. Не хотите ли вы с синьорой выйти и перейти границу пешком? Многие пассажиры так делают.

— Да, — отозвался Альберт. — Мы с синьорой с удовольствием перейдем через Сплюген пешком.

Сплюген? В ту минуту меня не волновал ни Сплюген, ни то, как мы его перейдем. Я была для Альберта его синьорой.

Глава семнадцатая

31 мая 1901 года

Цюрих, Швейцария

— Фройляйн Марич, извольте обращаться с цифрами аккуратнее. Я ожидал от вас гораздо большего внимания к деталям.

Ноздри профессора Вебера гневно раздулись. Мы просматривали исследования, легшие в основу моей диссертации по теплопроводности, и я еще никогда не сидела так близко к нему. Я видела, как тщательно расчесана его темная борода, как мгновенно вспыхивает румянец на его щеках, когда он раздосадован или разочарован. Вблизи он выглядел еще более устрашающе.

— Да, профессор Вебер.

Произнося это «да, профессор Вебер», кажется, уже в тысячный раз за этот день, я не могла отделаться от мысли, что возвращение в Цюрих из Комо было чем-то вроде схождения ангелов на землю. И, хотя Альберт посмеялся бы над подобной суеверной чепухой, в голове у меня вновь зазвучал библейский отрывок из послания