Рядом с рукой убитого лежал пистолет. Виктор, вспомнив капитана, забрал пистолет, проверил магазин, поставил на предохранитель, сунул себе под ремень и прикрыл ватником.

В проеме двери возникла фигура, и Виктор вскинул автомат.

– Свои, свои, не стреляй. Выпить чего-нибудь есть?

– Не знаю, я только вошел.

– Это ты его? – В блиндаж ввалился штрафник. Старенькая шинель на нем была в брызгах крови, уже подсохшей.

– Я. Стрелял в меня, сволочь.

– Скажи спасибо – не задел, санитаров здесь нет. Давай пошарим.

Немцы обустроились хорошо. После недолгих поисков нашлось несколько бутылок алкоголя, консервы, галеты, шоколад и бинты в прорезиненных пакетах.

Виктор взял себе и капитану бутылку какого-то пойла, как потом оказалось – коньяка, весь шоколад и бинты. Незнакомый ему штрафник от шоколада отказался.

– Только зубы портить.

Но все бутылки со спиртным и консервы забрал.

– Обрадую парней.

– А сколько вас?

– Шесть человек. Пулемет ручной захватили и миномет ротный. Боеприпасов – гора. Ну, бывай.

Штрафник, нагруженный трофеями, ушел, а Виктор вернулся к капитану.

– Кто стрелял?

– Я – раненого немца добил. Сунулся в блиндаж, а он в меня из пистолета.

– Не зацепил?

– Повезло. Штрафника встретил. Их шестеро при пулемете, и миномет есть.

– Выпивку искали?

– А как вы угадали?

– Поживи с мое… Нам принес?

– Взял одну бутылку.

– Давай, хоть погреемся.

Виктор достал из-за пазухи бутылку.

Капитан повертел ее в руках:

– Знатный коньяк! Пробовал я его – еще до войны, когда выпуск в академии был.

Капитан вздохнул – видимо, вспоминал о тех счастливых годах, когда не было войны, штрафбата и жизнь впереди казалась счастливой и безоблачной.

Он штыком вскрыл бутылку. Потом взрезал консервные банки, разорвал упаковку галет. Взяв бутылку, понюхал:

– Хорошо! – припал к горлышку. Потом протянул бутылку Виктору: – Глотни! Такой коньяк дорогого стоит. Его бы из фужера, да с шоколадом.

Виктор хлопнул себя по лбу, достал из кармана ватника шоколад и протянул его капитану.

– Здорово немчура устроилась, так можно воевать. И выпивка есть, и жратва, и патронов полно – не то что нам – по две обоймы. Пей-пей, думаю – ты такого больше не отведаешь.

Виктор сделал глоток. Вкус у коньяка был приятный, отсутствовала жесткость водки. Он уже полтора года на войне, но пил редко, а если и приходилось, то только наркомовскую водку не лучшего качества.

– Мне понравилось.

– Еще бы! Давай есть. Вдруг убьют, так хоть сытыми будем.

Они съели по банке мясных консервов с галетами, по плитке шоколада, допили бутылку.

Капитан покрутил головой.

– Взводный говорил, как возьмем траншею – нас сменят обычные войска. Штрафников только в атаки кидают – взять траншеи, отбить деревню. Потом отводят.

– Почему?

– Чудак-человек! Штрафнику веры нет. А вдруг оружие бросит и к врагу перейдет?

– А что, были случаи?

– Что-то не припомню… А ты, лейтенант, на фронте давно?

– С сентября сорок первого.

– Артиллерист? Петлицы черные, как и у меня.

– Самоходчик. На немецком «артштурме» воевал – на нашей ЗИС-30, потом на «сучке».

– Ездил, значит. Повезло! А я в дивизионной артиллерии, на конной тяге. Лошадей убило, раздобыли где-то трактор. К нему все пушки прицепили, он еле полз. А мы все пехом. И на всю батарею – один ящик снарядов.

Капитан сплюнул, выматерился. Выпитое сказалось или наболело и прорвалось? Скажи он так в бараке – тут же донесли бы, срок добавили.

Виктор посмотрел в сторону немцев! Е-мое! Немцы шли в атаку, цепью, молча, без стрельбы, без предварительного обстрела из пушек или минометов.

– Капитан, немцы!

Штрафник выглянул из траншеи:

– Какие-то они… черные!

Он взялся за бинокль:

– Точно, форма черная.

Ни Виктор, ни капитан раньше с эсэсманами не сталкивались – черная форма была у немецких танкистов и артиллеристов. Но они не должны идти в бой пешими!

Капитан припал к пулемету.

– Беги к парням! Небось, все выпили и караульного не выставили.

Виктор схватил автомат и побежал по траншее.

И точно, в одном из блиндажей он обнаружил «теплую» компанию. Лица штрафников раскраснелись, руками размахивают, рассказывая друг другу что-то.

– Немцы в атаку идут! – закричал Виктор.

– Ща мы их!

Штрафники выбрались в траншею. Двое побежали к ручному пулемету, остальные – к миномету в большом окопе.

Виктор бросился назад, к капитану, а из окопа раздался минометный выстрел. Потом еще один… Зачастил, как из автоматической пушки, наверное – кто-то из штрафников был минометчиком.

Мины легли с перелетом, но штрафники скорректировали прицел и накрыли цепь. Часть наступающих была убита или ранена, другие же продолжали оголтело бежать вперед.

Когда Виктор подбежал к капитану, тот уже начал стрелять – короткими экономными очередями, но точно, Виктор сам видел. Очередь – и две-три фигуры падают.

– Глянь в бинокль, какие-то немцы странные…

Виктор поднес бинокль к глазам. До немцев уже сотня метров, видны отчетливо.

– Да они же пьяны в дупель, – удивился он.

– Ага, хлебнули изрядно для храбрости. Я подозревал, – кивнул капитан.

Слева от них длинными очередями бил пулемет, мину за миной посылал миномет. Цепь гитлеровцев таяла, но упорно шла вперед. Уже и Виктор стал палить из автомата, с удовлетворением видя, что не промахивается.

Из наступающих до траншеи добежали единицы, но и тех успели застрелить.

Когда к пулемету кинулся последний, Виктор нажал на спуск, но затвор только клацнул – кончились патроны. Виктор вырвал из-за пояса пистолет и почти в упор – оставалось три-четыре метра – выстрелил в немца. Тот упал, едва не достав руками до края траншеи.

Присмотревшись, капитан увидел на его шлеме две молнии.

– Так это же эсэсовцы! Упорные, сволочи!

Он оглядел поле боя, усеянное трупами в черной униформе.

– Слышал о них, но столкнулся в первый раз. Я думаю, что сегодня они уже больше не сунутся. Пошли к парням!