«Я не ошибся в ней, — подумал Белосельский, — в ее сердце есть тот живой родник, который столь редкостен сегодня». А вслух произнес:

— Это хорошо. Может, когда-нибудь у Вас будет возможность стать правозащитницей… Скажите, а что бы Вы сделали… ну, что бы предприняли, будь у Вас такая возможность?

— Я не знаю… наверное, велела бы выпустить всех животных из клеток…

— А более конкретно?

— Улучшила бы их условия.

— Уже лучше…

— Я бы избавила от неволи вымирающий вид тигров.

Ему нравилось слушать мелодию ее голоса. Он задумался и даже не заметил, как Ива появилась на винтовой лестнице, но, увидев «дерзкую незнакомку», предпочла завтракать в своей комнате. Наконец, словно опомнившись, Белосельский воскликнул:

— Мне нужно идти, Лиза. Мне очень понравилось то, что Вы изложили насчет защиты прав наших братьев меньших. Но у меня сегодня важный судебный процесс. Лиза, обещайте, что не уйдете до моего возвращения?

Девушка слегка улыбнулась и кивнула.

— Кстати, может быть, меня покажут по телевизионному каналу, потому что процесс этот слишком скандальный… Это я к тому говорю, чтобы хоть как-то заинтересовать Вас и Вы бы не уходили до моего возвращения, да и телефон тот, что я дал Вам вчера, оставьте пока себе. Если Вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, для Вас я всегда доступен.

В тесном обветшалом коридоре перед залом судебных заседаний по обыкновению толпилось много любопытных и бездельников. Помимо журналистов и правозащитников здесь были заурядные «зеваки», столь жадные до уголовных сенсаций, что походили на акул в костюмах с галстуками вместо плавников и острозубой ухмылкой. Судебные приставы напоминали усатых моржей в потертой форме; они держались несколько высокомерно и пытались навести порядок.

Как только начались судебные слушания, «моржи» немилосердно выставили на улицу «лишнюю публику», ничуть не смущаясь применять откровенное насилие. В основном зале слушаний остался подсудимый — болезненного вида молодой человек лет двадцати, — его родители и адвокат. Противную сторону представлял прокурор с крючковатым носом и массивным подбородком, а также представитель обвинения, его адвокаты-консультанты и некоторые свидетели, которых намеревались тут же передопросить.

Белосельский, как мы помним, не появился на первой части заседания, и мать обвиняемого совсем пала духом.

Во время судебного перерыва она сказала дочери:

— Я же говорила, что никто не осмелится пойти против этого человека. Савров — богатый ресторатор…

В это время к ним приблизился желчного вида человечек лет сорока с кривыми плечами и нагловатым плотоядным ртом.

— Советую отказаться от борьбы. Пусть Ваш сын признает вину и я поговорю с прокурором… Ни один человек не осмелится пойти против господина Саврова Это очень уважаемый человек. Даже ни один сумасшедший никогда не скажет дурного слова о моем патроне, не говоря уже о том, чтобы…

— Вы уверены в том, что говорите? — раздался ясный и властный голос позади него.

Желчный юрист обернулся и увидел высокого человека лет сорока в превосходном черном фраке, с холодным выражением лица и пронзительными глазами.

— Кто Вы такой?

— Я правозащитник. Я открыто выступаю против Вас и Вашего хозяина.

— А, припоминаю, — человек попытался изобразить улыбку, но у него это плохо получилось, — мы уже слышали про Вас. Вы любите произносить длинные речи, за которыми ничего не стоит, кроме «сотрясения воздуха».

Белосельский (ибо это был он) усмехнулся.

— Вы глубоко заблуждаетесь, передайте патрону, что очень скоро он поймет, что существует истинное правосудие.

— Вы знаете, кто мой патрон? Он один из самых…

— Я все это знаю, — перебил его Белосельский. — Вам будет лучше, если суд вынесет справедливый приговор. В противном случае Ваш хозяин поймет, что существует другой суд — истинный и справедливый, и наказание будет действительно неотвратимо. Только совсем не такое, каким Вы себе его представляете.

Человечек пробовал рассмеяться, но у него это плохо получилось. Глядя на Алексея и видя его пылающие глаза, нельзя было не ощутить особую силу. Адвокат почувствовал нечто вроде головокружения, которое, впрочем, длилось не более секунды, и он вскричал:

— Господин Савров — миллиардер! И если Вы думаете, что Вы со своими жалкими силенками можете пойти против него, то он Вас прихлопнет как муху!

— Вы намекаете на то, что мое собственное финансовое состояние гораздо скромнее, чем миллиарды Вашего патрона? Но Вы не только не в курсе моих дел, но даже и дело в суде выиграть не в состоянии! Так что мы еще посмотрим, кто влиятельнее — я или он.

Адвокат озадаченно смотрел на Белосельского. Уверенный, недопускающий возражения тон все больше и больше на него действовал. Юрист стал ощущать себя как кролик перед удавом. Поэтому он лишь смог пробормотать:

— Я все непременно передам патрону, — и удалился в полной растерянности.

Алексей тем временем подошел к женщинам и, извинившись за опоздание, сказал:

— Я обещаю, что Ваш сын будет оправдан.

— Но ведь Вы ничего конкретного не сделали, — возразила девушка (сестра обвиняемого), — Вы даже опоздали на заседание.

— Этот суд — фарс. Я предпринял все необходимые шаги. Я знаю, что делаю.

— Зато мы не знаем… и не верим Вам… Иногда нам кажется, что Вы все заодно.

— Нет, я другой человек.

— А если мой брат вопреки справедливости будет осужден?

— Этого не случится. Я всегда выигрываю. Коробцев Вам рассказывал?

— Мы никому не верим.

— Я понимаю Ваши сомнения. Но все разрешится гораздо скорее, чем Вы предполагаете…

— О чем Вы?

И он принялся излагать свой план.

— Хорошо, — вскричала девушка, — а в чем состоит Ваш интерес? Скажите правду. Вы хотите на этом заработать? Сколько Вы хотите получить?

Белосельский ответил не смущаясь:

— Когда Ваш сын выйдет на свободу, Вы поймете, что наградой для меня всегда является сам факт того, что истинные виновные понесут наказание.

— Ресторатора никто не тронет. У него столько денег и связей. Говорят, что он даже друг мэра.

— Да, но я даю слово, что он пойдет в тюрьму.

— Это звучит слишком фантастично.

— Не будем опережать события. Я хочу, чтобы сегодня вечером мы пошли на один прием. Там как раз будет Савров.

— Зачем нам его видеть?

— Поверьте мне, так надо. Идемте в зал заседаний. Перерыв закончился.