– Таким катерам это не помешает. Перенесут на руках.

Молодец, мыслит логично.

– Верно! Вот и сделаете так, чтобы они всё тащили на руках. И ещё. – Ненашев вздохнул и достал толстый конверт из сумки. – Держите. Инструкция на тот самый крайний случай. Вскроете сами и не забудьте поставить на пакете дату и свою подпись.

Да, так было положено. Вскрыть при свидетелях и расписаться.

«А ведь он ходил в море», – внезапно подумал Кузин. Мелочей в поведении и знакомых интонаций в голосе не скрыть.

Нет, немцев на «штурмботах» Панов не боялся. Не будет здесь морских боёв. По руслу Мухавца проходит часть канала Днепр-Буг, по которому немцы поведут караваны барж. В 1942 году – двести тысяч тонн груза. Партизанам лишь в 1943 году удалось взорвать шлюзы.

Но это ещё не всё, нашлось и другое дело для моряка.

– Лейтенант, а не хотите ещё совершить водную прогулку по Бугу, но на север? Займёт всего часа три, но незабываемые впечатления на всю оставшуюся жизнь гарантирую. – Глаза Панова сощурились, становясь хищными и пронзительными.

«Ой, верно, вновь что-то задумал! – Елизаров покачал головой. – Ты даже когда шутишь, серьёзный человек».

Он не ошибся, майор повернулся к нему и объяснил:

– Хочу отметить фарватер буйками.

Действительно, рядом высилась груда ржавых металлических поплавков, когда-то ограждавших место купания.

– Так они же сразу утонут, – удивился моряк.

– Голубчик, устроить вам экзамен по минному оружию?

Кузин понимающе кивнул в ответ, а Елизаров успокоился. Ненашев вновь решил надуть муху до размеров слона.

Если нельзя оторвать голову Гудериану, то по крайней мере можно поморочить мозги. Немцы заранее сами опасались речных мин. Так пусть перед танками, способными перейти на советскую сторону по дну реки, сначала пошарят тралами пионеры вермахта.

21 июня 1941 года, суббота.

До войны 13 часов 20 минут

Брест продолжал наслаждаться мирной жизнью.

Командование ещё в четыре часа дня объявило: воскресенье для военных – первый выходной день в июне. В ещё большее ликование привела отмена запрета на отпуска, введённая накануне. Люди облегчённо вздохнули и искренне обрадовались.

Жизнь потихоньку брала своё. Как жарко! Так идём загорать и купаться на песчаный пляж, мимо которого несёт свои тёмные воды река Мухавец. Отдыхающих там всё прибавлялось, и лишь старожилы вспоминали о великолепном песке на другом берегу Буга. Но ничего не поделаешь, там теперь заграница.

Как и во всей стране, в вечернем Бресте начнутся выпускные балы, где нарядные юноши и девушки будут праздновать своё вступление в новую, взрослую жизнь. А она просто обязательно должна стать счастливой.

Там, где не было оркестра, играл одолженный патефон, звучала гитара или баян, а танцплощадку подчас заменяла поляна с горевшим посередине костром. Зато впервые открыто поблёскивали бутылки с вином, а юноши, не смущаясь учителей, ещё ломкими голосами предлагали друг другу закурить.

Утром в воскресенье состоится официальный праздник. Физкультурный парад на стадионе, большой детский концерт в парке имени Первого мая. На областной смотр везут лучшие коллективы. Почти шесть тысяч детей должны приехать этим вечером в Брест.

Традиция веселиться перед войной повторяется спустя 129 лет. Что это – нелепый выверт судьбы? Отечественная война 1812 года тоже не обошлась без безмятежного праздника накануне.

…В имении графа Беннигсена рядом с польским городом Вильно 11 июня 1812 года танцевал император Александр Первый. Когда молодой царь пытался скользить по дубовому, непокрытому лаком паркету (не удался строителям новый павильон), чья-то рука на листе бумаги старательно выводила слова: «Злодей Бонапарт заключает в Тильзите мир. После него на наших глазах готовится 18 месяцев и для поражения России собирает свои и союзные силы. Действует прямо на глазах по берегам Вислы и Немана. Сказывают, беда скоро будет, а от нас всё ездит туда на переговоры дурак Румянцев»[118]…

Мысленно одев товарища Молотова в парик, камзол и привесив шпагу, Панов улыбнулся. Какой нелепый вид.

Майор, выехав из города на потёртой эмке, видел, как по улицам, радостно жестикулируя, кто-то уже вёл в центр города пареньков и девчонок с красными галстуками на шее.

Откуда у Ненашева машина? Елизаров распорядился, когда Максим объяснил, что отправляет «семейство» подальше от границы. И для местных знак – комбат не шутит. На эвакуацию населения из прифронтовой зоны решился лишь враг с запада, и то не из-за гуманизма, а для секретности.

Но всё имеет двойной смысл. Чёрт знает, что случится ночью, так вот тебе тогда, Максим, охрана, или конвой. А как ещё Панову воспринимать рядом очень уверенного в себе пограничника, сейчас переодетого шофёром-артиллеристом?

Ненашев молча пролез в раскрывшуюся перед ним дверцу автомобиля.

Догадка подтвердилась, когда он принялся шарить рукой за задним сиденьем, единственное место в эмке, куда можно сунуть что-то массивное, так, чтобы пассажирам было не видно. Ну, не на багажник же на крыше выставлять?

– Товарищ капитан, может, не надо?

– Будешь плохо себя вести, закатаю в лоб! – Правда, до его лба ещё надо допрыгнуть.

Максим нащупал что-то внешне мягкое, но тяжело гружённое явно металлом и, заинтересовавшись, потянул это вверх. Оказывается, «разгрузки» начали шить и пограничники, как и приделывать к ППД знакомые ручки. Ага, началась заразная болезнь, которую уже не остановить. Капитан усмехнулся и затолкал за сиденье ещё и свой вещмешок.

– Один вопрос. Станешь мне родной матерью, а если придётся, и Отелло?

– Я больше Лермонтова люблю.

– «Гляжу на будущность с боязнью, гляжу на прошлое с тоской», – вполголоса процитировал майор. – Намекаешь, что любимый поэт так и не стал призёром в соревнованиях по пулёвой стрельбе? Зовут-то тебя как?

– Пётр Сотов. – Статный и красивый парень лет двадцати пяти серьёзно посмотрел на капитана.

Да, и такое указание дал Елизаров. Охранять, но ни при каких обстоятельствах комбат не должен попасть в руки врага или просто пропасть без вести.