отнимали троекратно большее количество сил из-за антагонистичности дару, далеко не улучшили настроения. Требования не ронять лицо конгрегации было из того же склепа, что и родовая честь: уронить легко, вернуть сложно. Это тоже раздражало.

Любые ограничения раздражают. Это неприятно, но понятно и приемлемо. В отличие от отсиженного зада. Оставалось только терпеть. И сделать круг по дороге, где экипаж был способен пройти. Так что сначала Арен-Хол побывал в Верхнем городе, центре провинции Ирий и только потом прибыл в Ид-Ирей.

Это случилось поздним вечером. Старший стражи, напуганный визитом и суетящийся сверх меры, готов был бежать, чтобы организовать высокому гостю хоть какой-то комфорт, но Арен-Хол вполне с комфортом расположился в стражницкой охоронца. Узкая кушетка, по сравнению с лавками в экипаже, была королевским ложем. А трех часов сна с лихвой хватило для отдыха.

Рассвет несмело подсвечивал нависающие над узкой лентой долины пики-близнецы, община еще спала. Ничего. Разговоры с местными дело последнее. Первое, что сделал Арен-Хол – отправился посмотреть натот самый дом.

5

Дом стоял внутри защитного контура общины, но все равно на отшибе. Не было в нем с виду ничего “волшебного” и “невероятного”, как часто встречалось в показаниях, даже со скидкой на прошедшее время. Хлипкая ограда, покосившиеся столбики, заросший дурной травой и побегами сирени двор в клочьях тумана, развалюхи сараев, темные каменные стены с пятнами мха, просевшая крыша с проплешинами обвалившейся черепицы. Переднее крыльцо почти лишилось перил, а лестница щерилась провалами ступенек, как старушечий рот.

Пока что из единственного “невероятного”, что видели глаза – было невероятное запустение. И ни следа того, что домовитые общинники нарушали границы двора, чтобы приютить оставшиеся без хозяев полезные вещи. Вон в колоде топор так и торчит, даже не проржавел, значит не из дурного местного железа, а никто не взял.

Задняя калитка вывернулась и повисла на одной петле, перекосившись и загородив вход. От удара ногой, вместо того, чтобы рассыпаться, встряла еще сильнее, пришлось протискиваться.

Дорожки почти не было видно, камни и часть двора перед задним крыльцом (всего несколько ступеней в отличие от переднего) устилал плотный ковер из мелких местных фиалок. Листья под подошвой похрустывали, как переспевшие ягоды. Часть редких цветков, прихваченных утренним инеем была лиловой.

Арен-Хол остановился. Он до странного очень четко видел крошечные иглы кристаллов на краях обметанных морозным кружевом лепестков. Тишина исподволь вползала на изнанку сути, как холодный воздух под одежду, как подобравшийся к ногам туман, плотный, серебристо-белый.

Ощущение было словно во вросшем в землю по самую крышу старом склепе, в котором хоронили поколение за поколением, или… как дома, в Холин-мар, когда Арен-Холу, Арману, еще ребенком случалось оставаться одному. Тишина и эхо силы. Тогда Арман отпускал свою, чтобы наполнить родовое гнездо присутствием жизни. Сделал так и сейчас. Один за другим опустил щиты.

Хлынуло.

Мгновение эйфории от сброшенных оков. Тут же задергало инквизиторские печати намекающие, что воздействия высшей категории строго лимитированы и подотчетны. В бездну. Что и кто ему тут сделает?

Но все же Арен-Хол подождал, пока кровь успокоится, и глаза снова станут видеть нормально, а не так, словно дурной художник рисует, ляпая краски поярче, чтобы за пестротой не было видно огрехов.

Едва отпустило, Арен-Хол почти сразу услышал кости. За сараем-развалюхой их было достаточно. Какие-то были пусты, какие-то все еще фонили остатками эмоций. Он не мог с легкостью, как Крево, призывать тени, водить живых через грань, как Нери, или играючи управлять не-мертвыми, как большинство Холин. Зато он мог слышать мертвое в живом, а эхо живого в мертвом и почти всегда заставить уйти и то, и другое без ритуалов и формул. Таков дар изгоняющего.

Кости были и в доме. Куда больше. Но тоже звериные. Разумные умирали здесь лишь однажды. Эхо оказалось едва уловимым и неоднородным. Будто… Да. Женщина умерла родами вместе с ребенком. Тело осталось не здесь, но крови пролилось достаточно, чтобы осколок сути цеплялся за место. Однако безобидный фантом заинтересовал меньше, чем обилие костей внутри дома, и Арен-Хол шагнул к крыльцу.

Ему не следовало касаться ветхих перил, рука словно сама потянулась. Еще не коснувшись, он почти чувствовал под пальцами теплое дерево – так ему этого хотелось, а когда коснулся, опоры качнулись и обрушились. Вслед за перилами, рухнул столбик крыльца и навес, перегородив дверь.

Из-под крыльца вспугнутым роем брызнули светляки, заметались в расплескавшемся тумане. Гасли по одному, словно тонули. А звуки вязли. Даже грохот от упавшего навеса был неестественно тих.

Пришлось обойти дом и все же воспользоваться парадным входом. Щербатая лестница оказалась на поверку куда надежнее внешне целого, до неосторожного касания, заднего крыльца.

Дверь долго не открывалась, в проеме вдоль порога и вверх рос мох, пробравшись тонкими, но многочисленными корешками в рыхловатое дерево. Пришлось воспользоваться силой. Омертвевшие растения осыпались прахом и Арен-Хол наконец вошел.

Никаких чудес. То же запустение, что и снаружи. Слой пыли, холодный камин, в котором, когда дверь открылась, завыло как в бездне, но слежавшийся пепел даже не шелохнулся, зато заметавшийся тряпкой клок паутины, похожий на трехпалую кисть, словно вглубь поманил.

Довольно крепкие на вид доски под ногами чуть проседали. Арен-Холу казалось, что он идет по подтаявшему льду или по плотному травяному ковру над болотной прорвой. Разве что гнилью не пахло. Только пылью. Хотя балки провалившейся крыши, заблокировавшие вход на второй этаж и частично обрушившие лестницу, кое-где поросли чуть светящимися пятнами плесени.

Дом все еще был жив. Жизнь теплилась тусклым гнилушечным светом, пряталась по углам, куталась в клочья пыли, притворялась тенью.

Арен-Хол вошел в коридор, ведущий к кухне, выщелкнул несколько светляков. На кухне жизни осталось больше. Больше тепла. Тепло он тоже чувствовал. Немного болезненно, вместе со стыдом. Жажда тепла приравнивалась в семье к слабости. Матери можно, она женщина, ему и брату – нет. Поэтому здесь он задерживаться не стал. Дергало. Пошел дальше, к костям.

Хозяйственная часть дома была словно лабиринт, а он, Арен-Хол, крыса с содранной шкурой, которая цепляется боками за углы, скрипит зубами, но лезет дальше.

К крысам он и попал. Крышка погреба словно вросла в доски пола. Не выдержали петли. Арен-Хол пересчитал задом ступеньки, чудом увернулся от рухнувшей сверху, с огрызками досок крышки и упал на слой мелких костей, хрупнувших под его весом, как корка наста.

Одна из тонких костяных игл насквозь пробила ладонь. Крови натечь не успело, Арен-Хол быстро избавился от осколка и перетянул рану. Не хватало еще кровью тут