Одно блюдо он поставил около меня, второе Давиду. Молча поднял крышки и удалился, а я ощутила, что безумного голодна, потому что носа коснулся самый умопомрачительный аромат свежего блюда.

– Я заказал на свой вкус ты не против? – Давид взял в руки нож и вилку и с легкой небрежностью, которая присуща всем его плавным движениям приступил к ужину.

– Не против, – помотала головой, невольно залипая на образ мужчины напротив. Боже, неужели мне суждено было влюбиться в самого страшного мужчину: конкурента моего отца и врага моего брата, и быть от него без ума? Бред! Но это так. И поставь меня сейчас между Арманом и Давидом и прикажи выбрать – я заколеблюсь. Эта мысль острой иглой пронзила мозг, и я крепче сжала вилку и нож, понимая, что у судьбы весьма странное чувство юмора. И как мне знакомить отца со своим парнем?

Помотала головой и принялась за еду, чувствуя, как кружится голова от вина на голодный желудок. А может не от вина, а от мыслей, что роились в ней.

– Какие еще методы ухаживания ты собираешься применять? Ну чтобы я знала, к чему готовиться… – повела плечом небрежно, стараясь отвлечься от предательских мыслей. – Вдруг мне посреди ночи в спальню привезут экран и кресла для кинотеатра…

– Кстати, – Давид красноречиво ткнул в мою сторону вилкой и кивнул, – спасибо за идею! Я снова рассмеялась и опустила взгляд на тарелку.

Дверь, ведущая в холл распахнулась так резко, будто ее вышибло взрывом. Ручка ударилась о стену, и мы вздрогнули. Давид нахмурился, бросил в мою сторону успокаивающий взгляд и тут же прострелил начальника своей охраны убийственным.

– Давид, у нас проблемы.

Огромный мужик в черном подошел к Самсонову и наклонившись к нему что-то произнес. Я не слышала слов, но судя по окаменевшим плечам Давида и его на секунду утонувшем в пространстве взгляде, явно произошло что-то недоброе. – Я дверь забаррикадировал. Мы можем их удержать, но есть риск, что тогда пострадают люди и…

– Стоп, – Самсонов оборвал его тираду коротким, но четким жестом, выставив кисть прямо. – Пока есть возможность, уходите все.

– Но они вас…

Ладонь ударилась об стол как гранитная плита и охранник замолчал. Нехотя переступил с ноги на ногу и бросил в мою сторону короткий взгляд и снова на Давида.

– А ее…тоже…увести?

Давид посмотрел на меня и на секунду в его взгляде мелькнула нежность, а потом он снова стал собранным и без эмоций. Будто он позволил себе секундную слабость и тут же одернул себя. Не тот момент.

– Нет, ее не тронут. Пусть останется…

Охранник торопливо развернулся и выскочил из ресторана, оставляя нас наедине.

– Ты поела? – Давид отложил свои вилку и нож и выпрямился, беря в руки бокал, и осушил до дна.

Я помотала головой, но чувствуя надвигающуюся бурю отложила приборы.

– Жаль, в следующий раз не скоро сможешь…

И одновременно с этим зазвонил его сотовый и Давид ответил резким тоном. Смена его настроения была такой явной и бросающейся в глаза, что стало страшно. Аппетит пропал, не говоря уже о желании жить, и я последовала примеру своего спутника. Взяла бокал и осушила его до дна.

– Нет. Нет. Уходи. Неделя, может две на дно поняла?

Он раздражался его голос становился колючим как лёд, и я давно подчинилась бы приказу, но на том конце провода истерили.

– Лаура! – выкрикнул, обрубая беспорядочную тарабарщину в трубке. – Сваливай быстро, сука.

И отключился. Я перехватила напряженный взгляд, пытаясь понять, что же все-таки происходит, но не могла пошевелиться, лишь вопросительно кивнула и Давид собрался ответить, но по ушам долбанул глухой каменный удар. Короткий но гулкий, оставляя после себя эхо безысходности и страх.

Мои глаза распахнулись, сердце начало биться в груди как отбойник, а Самсонов смачно выматерился и прикрыл глаза. Удар повторился.

– Дверь ломают падлы… – выдохнул, и до меня дошло, что это за шум. – Группа захвата.

Я ошиблась на вдохе и едва не согнулась пополам от страха, видимо я побелела, потому что Давид нахмурился и резко встав обошел стол.

– Тебя не тронут, маленькая, дыши… – поднял меня со стула и прижал, заглядывая в глаза. Удар. Его голос звучал контрастно нежно, и я не могла связать это с пиздецом творящимся прямо сейчас. – Не тронут тебя, я лично каждого порешу! – рявкнул срываясь, и прижал меня сильнее, цепляя мой расфокусированный взгляд. У меня перед глазами качнулся мир, и я схватилась за плечи Самсонова.

Удар.

– Давид, что происходит? – вытолкнула фразу, толком не слыша ее из-за шума в ушах. Не чувствовала ничего кроме стискивающего до боли напряжения и раздирающего страха.

– Не бойся, маленькая, я же с тобой, – ответил, будто не слыша сути вопроса. – Я не дам им тебя обидеть. И никому не дам, – шептал ласково, заглядывая в полные отчаянья глаза. Удар. – И того, кто обидит, первым порешу…

Произнес успокаивающе, а потом вдруг улыбнулся, будто не мы сейчас находимся в ресторане, окруженном группой захвата как террористы.

– А еще лучше, дам тебе самой с ним разобраться, хочешь? – спросил, будто мороженое предлагал, и я оцепенело уставилась в родные глаза и поняла, что меня сильнее колотит. Удар. – Да так и сделаем, слово даю.

Еще удар, и я ощутила, что рыдание застряло в горле.

– Кристин, – Самсонов обхватил мое лицо руками и заглянул в глаза. – Не думал пугать, но ты понимать должна, что вот такая она – моя жизнь. В ней нет нормального, только пиздец…

Я уже не слышала его, начала плакать и все поплыло в глазах.

Удар.

– И если ты готова не смотря на это быть со мной, я весь мир к твоим ногам, положу, девочка, клянусь, – шептал ласково, сцеловывая слезы с моего лица, а я сжимала трясущимися руками ткань его рубашки и не дышала. – Я же залип на тебя как пацан, как шизанутый залип.

Стирал с моих щек безмолвные слезы и не отпускал взгляда.

– И я хочу, чтобы ты мне сына родила… Чтобы была моей без остатка.

Смысл его слов начал доходить и ответные слова застревали в горле, потому что меня сковал ледяной шок, который проник в вены и разорвал сердце.

– Глаза твои как васильки, я утонул в них навсегда…

Удар.

Прижал к себе, продолжая проворачивать нож в моем сердце. А меня колотило.

– А остальные не такие, с тобой судьбу я угадал… – строчки выжигались в мозгу огненными чернилами и оставляли на коже красные шрамы, и последний удар разорвал тишину, и лязг металла резанул по ушам. – Люблю тебя, слышишь?

Дверь с грохотом разлетелась и топот десятков берцев по паркету наполнил помещение. Звук взводимых курков нас окружил, и Самсонов медленно обошел меня, заслоняя своей спиной от всего мира и поднял руки вверх.