Звук льдинок, легонько ударившихся о края стакана, вводит в ступор. Будто кто-то побалтывает рукой, в которой сжата тара. Кто-то посторонний. Но я отчетливо помнила, что находилась в доме одна!

Резко подрываюсь, и взгляд натыкается на темную фигуру в кресле у кровати, которое стоит в изножье. Я отчетливо вижу разворот широких плеч и мощную шею. Голова ночного гостя повернута чуть в сторону, и услышав мой шумный выдох он медленно переводит взгляд, и меня прошибает диким, животным страхом.

Он обо всем узнал…

– Боишься спать одна? – Самсонов негромко тянет, и я силюсь различить в его тоне нотки недовольства или скрытой ярости, но в нем только усталость и неподдельный интерес.

– Что ты тут делаешь? – спрашиваю, глядя на Давида затравленным зверьком. Он либо не в курсе, что я разговаривала с Абрамовым, либо хорошо это скрывает.

– Сам не знаю, маленькая… – устало шепчет, и я вдруг с кристальной ясностью понимаю, что он не в курсе. И он устал. Возможно, не спал целый день из-за работы и перелетов, но вместо того, чтобы остаться дома, он здесь. На Багамах. Там, где я.

Сажусь прямее. Скидываю с плеч покрывало, и понимаю, почему мне было так жарко. Я забыла включить кондиционер и укуталась в покрывало. Плюсом на мне мужская рубашка.

– Как ты вошел? – задаю самый глупый из вопросов и Самсонов едва уловимо улыбается. Слышу это по его тону. И внутри меня что-то отогревается.

– Этой мой дом.

Его голос звучит ласково. В нем нет ни намека не тот сухой тон, которым он говорил со мной в самолете. Сейчас со мной снова тот Давид, что успокаивал меня в камере. Гладил по плечам, целовал в макушку. Его тепло согревало, а сила его рук напитывала спокойствием и умиротворением. И он сказал, что никогда не сделает мне больно.

Медленно поднимаюсь с постели и делаю шаг к креслу. Самсонов молчит, наблюдает, но я слышу, как его дыхание учащается стоит мне подойти и встать напротив. Карий взгляд скользит по моему телу от колен вверх по его рубашке на мне и доходит до лица.

И я понимаю, что больше нет сил терпеть.

Делаю шаг, но Самсонов успевает раньше и сдергивает меня на себя. Слышу звон хрусталя о паркет, когда из его рук падает стакан. Опускаюсь на его колени, седлая их, и уже через секунду моя рубашка стянута через голову и отброшена в сторону.

Наши губы влепляются вдруг в друга, и комната наполняется шумом нашего дыхания. Его язык грубо толкает мой, а руки уже расстегнули ширинку и направляют каменный член, помогая мне сделать то, без чего умираем оба.

Еще один шумный выдох нашего смешавшегося дыхания. Самсонов стиснул зубы, я застонала и замерла на нем. Так плотно, что кажется наши бедра спаялись. Он внутри, и так туго и много, что удивляюсь, как я смогла его принять. Такой огромный и твердый.

– Боже, Кристина… – ловит мою шею и озверело притягивает, заставляя открыть глаза. В его взоре – черный огонь и тьма. В моем – экстаз запойного наркомана.

Сжимаю его мышцами, и Давид сипит сквозь стиснутые зубы, а меня его реакция напитывает триумфом. Пьянит и опьяняет. И хочется снова. Еще одна доза и я сорвусь, но я сжимаю снова, Самсонов рычит.

– Что ты за девка такая? Ведьма с чистыми как лед глазами… – произносит обреченно, а потом медленно опускает руки и, подхватив меня под ягодицы, обрушивает нас на постель. Накрывает меня собой.

Его член внутри почти не двигается. Самсонов не позволяет мне отстраниться ни на секунду, будто не хочет прерывать эту тесноту взаимной близости.

А мне надо больше…

Тянусь к застежкам его рубашки, едва ли получается выдернуть одну из петли. Руки неверные. Давид помогает и одним рывком сдергивает ее с плеч, по паркету рассыпаются градинки-пуговички. Жар его кожи впечатывается в мою грудь. Каменные мышцы дразнят соски, которые мгновенно твердеют. Самсонов наконец толкается глубже и тут же с хрипом замирает, а я едва ли могу связно мыслить.

– Не могу так. Не могу, девочка, – хрипит мне в губы, а я открываю глаза и ловлю его озверелый взор.

– Я хочу тебя, Давид, пожалуйста…!

И это было последним, что отпечаталось в памяти, потому что я поняла: либо сойду с ума, либо кончу сейчас же. И стоило лишь подтолкнуть этого зверя, он сорвался с цепи и растерзал мое тело до победного оргазма, который разрывал, кромсал на куски, выжимал все силы, пока этот огромный зверь яростно вбивался внутрь, наполняя собой и жаром своего кайфа. А потом обессиленно замер во мне, так и не вынув, потому что не хотел прерывать момент такого нужного обоим единения.

Только так.

По-другому он и я не умеем любить.

Пульс медленно утихал, расслабляющая ватность покидала тело, и я открыла глаза и сонно улыбнулась Самсонову.

Тот улыбнулся в ответ. Но не открыто, лишь в глазах мелькнула теплота и она навеяла что-то безвозвратно грустное. Что-то, отчего хочется закрыть глаза и уткнуться в широкую грудь.

– Красивая, – произнес задумчиво и отвел прилипшую от влаги прядку с моей щеки.

– И ты… – вторила в унисон, и Давид вдруг по-мальчишески ухмыльнулся и поднялся, протягивая мне руку.

– Знаю, малышка… – помог мне встать, хотя мои ноги все еще не дружили с мозгом и идти не хотели. Прижал к себе и чмокнул в губы звучно, и мне показалось что впервые вижу Самсонова в таком хорошем настроении. – Жрать хочу пиздец. Иди корми своего рыцаря!

Я застонала, и тут же взвизгнула, когда поднял на руки и понес к выходу из спальни.

Вцепилась в голые плечи Давида, который даже не потрудился брюки застегнуть и они чудом не слетели с него пока он нес меня в кухню.

– Ты издеваешься, Самсонов? – не могла скрыть улыбки, которая шла до удивительного от самого сердца, и зажмурилась, жадно ловя момент. – Готовить тебе пожрать в три ночи?

– В три утра, – ответил и усадил меня на стол, а потом включил подсветку шкафов, и кухня озарилась мягким светом. – Привыкай. Моя женщина должна быть всегда готова.

– Я-то готова, – шутливо откинулась на стол и Давид склонился и лизнул мгновенно затвердевший сосок. – А вот ужин нет, я тебя не ждала…

– Привыкай ждать, – проговорил серьезно, и мое сердце ошиблось на удар. Слишком много подтекста было скрыто в его фразе. Слишком боялась ошибиться в ней. А сердцу хотелось верить.

– И что мы имеем… – задумчиво проговорил, заглядывая в холодильник. А я не могла отвести глаз от широкой спины. Под загорелой кожей бугрились мышцы, четким треугольником очерчивая широкие плечи и сужаясь к по-мужски тонкой талии. Брюки сползли и мне было видно две ямочки на пояснице, жаль что не спускались ниже, мне бы хотелось посмотреть и на эту часть тела Самсонова. – Будешь стейк?

– Я? – спросила, садясь прямее. Почувствовала себя так, будто он застал меня за чем-то предосудительным. Типа разглядывания его задницы через обтягивающие брюки. – Я не голодна, но посижу с тобой.