– Держите, папа, – голос акушерки заставил меня повернуться, и я медленно поднялся, глядя на сверток в ее руке. Громкий, больше похожий на мяуканье котенка, плачь коснулся ушей, и я невольно улыбнулся. – Аккуратно, надо придержать головку.

Сверток почти ничего не весил, был таким крошечным, что я боялся шевелиться. Замер, не дыша, и мир вокруг растворился. Его центр сфокусировался в маленьком личике, которое скривилось, будто малой набирает воздуха в легкие чтобы снова всем напомнить, что на земле появился еще один житель.

Акушерка заговорила с Кристиной, но я не слышал слов. Смотрел на крошечные, будто кукольные, черты лица и не верил.

Мой сын.

Внутренности переворачивались, сердце ухало в горле, и легкие кололо, в них не попадало ни единого глотка кислорода.

Наш с Кристиной сын.

Поверить не могу, что когда-то я произнес те ужасные слова… Заставлял ее делать аборт, но это могло стать катастрофической ошибкой, которую я никогда бы не простил себе. Сердце сжалось, и я не отрывал взгляда от маленького личика своего сына.

Моего наследника…

Девушка, за которую я не задумываясь отдал бы жизнь, подарила жизнь нашему ребенку, всего несколько минут назад появившемуся на свет.

Глаза стало резать.

– Привет, малой, – произнес так тихо, чтобы слышал только он. Мяуканье прекратилось, будто мелкий распознал знакомый тембр. Я часто разговаривал с ним, пока он рос в животе Кристины, она говорила, что так он запомнит наши интонации и будет чувствовать себя в безопасности, если снова их услышит. И оказалась права. – Ну как тебе у нас?

Сын завозился в моих руках, и я замер, наблюдая как его личико кривится.

С сердцем в груди происходило что-то невообразимое, оно будто взорвалось фейерверком и наполнило тело легкостью пузырьков шампанского, ударивших в голову. Никогда ничего подобного не испытывал, но клянусь, это пьянит даже сильнее чем счастье.

Малыш снова скривился, собираясь заплакать.

– Пока не очень, но уверен, тебе понравится в этом мире, – заговорил с ребенком, воркуя так тихо, чтобы никто больше не слышал наши откровения. Ком встал в горле, и я все-таки сглотнул, легонько укачивая малыша.

Не знал, как это делается, но безотчетно начал двигаться плавно, и сын на руках затих, прекращая хмуриться.

– В мире много всякой ерунды, но она меркнет и становится пылью рядом с большим счастьем, – не дышал, легкие кололо, и глаза щипало, но я трепетно поддерживал сверток, чувствуя, что держу смысл своей жизни в руках. Поднял взгляд, и по телу прошел ток, когда заметил ответный полный слез взгляд Кристины. – И это счастье называется любовь.

Она улыбнулась мне, а я закусил щеку изнутри, не в силах справиться с эмоциями.

Однажды любовь ворвется в твою жизнь и ударит по голове, и ты поймешь какой серой и пустой была твоя жизнь до ее прихода. И с этого момента все изменится.

Твоя жизнь больше никогда не будет прежней.

Как и жизнь твоей любви.

Я улыбнулся ей в ответ.

– Идем, одна девушка умирает от желания с тобой познакомиться…

Волны мирно бились о борта белоснежной яхты. Солнце пекло кожу будто фритюр, и я лениво перевернулась на спину, устав лежать на животе.

– Издеваешься? – Самсонов поднял взгляд от контракта и прошелся им по моей обнаженной груди, облизывая ее глазами. – Мне нужно внести правки и выслать копию до конца дня, а я еще не приступал.

– Но ты уже час работаешь! – возмущенно подняла голову.

– А ты уже час тут лежишь полуобнаженная.

Я прыснула.

– Я не виновата, что Ангелина решила поводиться с Аланом и Камиллой, и отправила меня загорать в такой час, – опустила голову обратно на шезлонг и потянула за завязку трусиков-бикини, те соскользнули с одного бедра. – Не люблю, когда на теле следы от купальника…

Самсонов зарычал, отложил контракт и дернув второй бантик вышвырнул мои стринги за борт.

– Полностью согласен, – поддержал и накрыл своим телом, а я поняла, что сегодня у меня загорят только ноги.

– Пожалуйста, будь осторожен, я забыла таблетки на вилле, – замерла, заметив хищный блеск во взгляде мужа.

Давид заслонил собой солнце и заглянул в мои глаза в немом вопросе.

По телу прошел ток, и я поняла, что научилась читать его мысли за эти пять лет брака.

– А если я не буду осторожен? – спросил, медленно подаваясь бедрами навстречу.

– Тогда я могу забеременеть, – произнесла чувствуя, как внутри жарко от его твердости. – И ты станешь отцом в третий раз.

Уголок губ Самсонова дернулся.

– Ангелина сможет посидеть с Камиллой до утра? Я должен быть уверен, что моя неосторожность будет иметь последствия…

Горячие губы коснулись ключицы и заскользили ниже.

Впилась в спину Давида ногтями, когда в очередной раз толкнулся, впечатываясь глубоко внутрь. Его кожа горела от солнца и была влажной от пота. Наши тела почти склеились.

– Думаю, да… – произнесла хрипло, и Самсонов поймал мой потемневший взгляд и начал двигаться быстрее, получив такой желанный карт бланш на экстаз.

И в тот момент, когда его накрыло, я почувствовала, как взрываюсь изнутри на сотни частичек, становясь невесомой и легкой.

Тело греческого Бога на мне на секунду замерло, и по нему прошла дрожь, ударившая вниз живота.

Горячее дыхание коснулось губ, и Самсонов заполнил меня собой, не выпуская мой взгляд из плена.

– Еще?

Я улыбнулась, и это и был мой ответ.

Мы оба знали, что это его любимое слово.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Конец