Самое время проверить, подумала Эллен и ступила в него.

Ее юбка тут же загорелась, но, рванувшись вперед, Эллен неожиданно оказалась в относительной безопасности. Поперек двери упала балка, это она горела, преграждая вход. Эллен оказалась в островке посреди бушующего пламени. Воспользовавшись передышкой, она сбросила горящую юбку и лихорадочно осмотрелась. Ей показалось, она слышит приглушенный крик. Слева?.. Да, похоже, слева. Эллен шагнула в глубь помещения. Справа что-то затрещало, почерневшая балка повалилась вниз и застряла между стен на пол пути, плюясь огнем. «Только бы не сзади, — подумала Эллен, пробираясь между перевернутой мебелью — стулья, столы: это был трактир. — Только бы сзади не... » Снова что-то затрещало над самой ее головой, Эллен испуганно отпрянула и тут же, идя наперекор инстинкту, рванулась вперед, налетела на стену, выставив вперед руки и погружая их в лизавший стену огонь. Что-то с грохотом обрушилось за ее спиной, но она не обернулась, потому что кричали теперь совсем близко. Только крик был не детский — мужской.

Рубашка теперь тоже горела. Задыхаясь от дыма, Эллен сорвала ее, швырнула в огонь, метнулась вдоль пылающей стены — и увидела дверь, заваленную стоящим на боку столом. Кричали там, за этой дверью.

Эллен схватилась руками за ножку стола, толкнула. Раздался треск, но за окружающим грохотом она его не услышала: только уставилась на пылающий факел в своей руке, когда ножка отделилась от стола. Мгновение Эллен тупо смотрела на нее, потом отбросила головешку и, навалившись на стол всем телом, принялась что было сил толкать его в сторону от двери. Стол был большой, дубовый, столешница, хоть и объятая пламенем, еще не успела прогореть и была очень, очень тяжела. Эллен легла на нее спиной, уперлась ногами в валявшуюся рядом балку и давила. Скоро она начала кричать — яростно, во весь голос, чувствуя, как что-то рвется внутри. Крик заполнил ее всю: кричать было хорошо, и Эллен очнулась, только рухнув на спину следом за повалившимся набок столом. Позвоночник взорвался болью; Эллен перевернулась на четвереньки, вскинула голову, жмурясь и задыхаясь, и успела увидеть, как дверь слетает с петель. Мутная в огне и дыму фигура выскочила из проема, заметалась.

— Там! — прохрипела Эллен, указывая на выход. Она сидела на полу — странно, тут было как будто немножко легче дышать, — и не знала, хочет ли подниматься.

Человек на миг застыл, развернулся к ней. Ее ударил пронзительный ясный взгляд.

— Там... ребенок, — из последних сил выговорила Эллен.

— Твой? — резко спросил человек — на калардинском, отрешенно поняла Эллен. Она хотела спросить, какое это имеет значение, но не стала тратить силы. Кашляя в ладонь, она поднялась, пошатнулась, схватилась за горящую дверную панель, заглянула в проем — и почти сразу увидела вытянувшуюся на полу у стены фигурку. Спотыкаясь, Эллен добралась до противоположной стены, схватила бесчувственное детское тело на руки, потянула вверх и удивилась, что еще может его поднять.

Это стало последним, что она запомнила.

Очнулась она на земле, в десяти шагах от все того же полыхающего дома. На нее щедро лили воду, и по мостовой растекалась грязная теплая лужа.

Эллен приподнялась на локтях, отерла лицо. Богато одетая женщина по-прежнему рыдала, но теперь уже от счастья, сжимая в объятиях худое тело мальчика. Тот что-то слабо лепетал — жив, стало быть. Эллен вздохнула, закашлялась. Она не помнила, как вышла из дома, ну да теперь это не важно. Она села, тяжело дыша, уперлась руками в колени, обтянутые одной только нижней юбкой. Руки, черные от копоти, уже пошли волдырями, но Эллен это было не впервой.

— Заплатите мне, — хрипло сказала она, глядя прямо перед собой.

И услышала смех.

Совсем рядом, в двух шагах. Ее передернуло от этого смеха — заливистого, мелодичного, — и почему-то перед затуманенным взглядом помчались образы: Глэйв, Рассел, леди Рослин... и кто-то еще, да, чьи-то суровые глаза под сведенными бровями, хмурый, но притягательный взгляд...

Эллен обернулась на смех и увидела другие глаза — блестящие и ясные, даром что в ободках копоти. Я где-то их видела совсем недавно, подумала она удивленно и тут же вспомнила: там, в огне.

Разве люди, только что выбравшиеся из ада, смеются так, подумала Эллен и тут же увидела мужскую руку, протянутую к ней ладонью вверх. Эллен отрешенно вложила в нее пальцы и едва не вскрикнула, когда эта рука с силой рванула ее вверх, вздергивая на ноги.

Она попыталась отстраниться и застыла, когда ее вновь припечатали к месту все те же ясные и чудовищно злые глаза. Никогда она таких жутких глаз не видала, ни у кого... даже у своей маленькой госпожи, плывущей сейчас среди прохлады ночного моря домой.

И хуже всего то, что на миг они показались ей знакомыми.

Мать мальчика перестала причитать и подняла голову. Тут же отвела взгляд, будто стыдясь чего-то. Как смешно, подумала Эллен, я только что вытащила из огня ее сына, а она не хочет смотреть мне в лицо, потому что я в одном исподнем.

— Заплатите мне, — хрипло повторила она и, протянув к женщине руку, стиснула ее в кулак.

— И правда! — смеясь, воскликнул мужчина, державший ее за руку, и что-то быстро и жестко сказал на тальвардском.

Женщина вспыхнула, снова опустила глаза, потом перевела робкий взгляд на мужа, стоящего в шаге от нее и неотрывно смотревшего на Эллен. За их спинами заахали люди, бывшие свидетелями этой сцены. Мужчина на миг скривился, потом снял с пояса кошелек и — Эллен глазам своим не поверила — вытянул из него одну монету. Через миг она зазвенела у босых ног Эллен: она только теперь поняла, что босая: подошвы туфель, должно быть, сгорели и отвалились, пока она ступала по огню.

— Однако... — сказал человек, которого она спасла, и выпустил ее руку. Народ как-то вдруг схлынул; Эллен стояла одна, совершенно одна в целом мире, полуголая, босая, с обгоревшими руками, и смотрела на кусочек золота, издевательски блестевший у ее ног.

— Невысоко же вы цените жизнь вашего сына, — сказала она. Женщина, по-прежнему сжимая ребенка, метнула на мужа умоляющий взгляд. Тот отвернулся, что-то резко бросил ей, видимо, говоря, что пора убираться отсюда. Эллен смотрела ему в затылок — широкий, твердый... бычий, почему-то подумала она и тут же — небеса знают почему, вспомнила стол, загораживающий дверь... стол, перевернутый набок...

— Дверь была не завалена, — сказала она больше самой себе, но мужчина вздрогнул, будто понял. — Ее специально задвинули, чтобы те, кто внутри, не могли выбраться.

Человек, минуту назад так испугавший ее своим смехом и взглядом, выругался. Громко, яростно и невероятно непристойно — Эллен поняла это, хотя и не знала языка, на котором он говорил. Это не был ни калардинский, ни тальвардский — что-то другое, певучее... Она подумала, что проклятия, произнесенные на этом языке, должны быть особенно сильны.

Мужчина снова вздрогнул, рывком обернулся. Человек с глазами демона что-то отрывисто сказал на тальвардском. Мужчина вскинулся, его лицо окаменело, но он не издал ни звука, даже когда его жена сначала вскрикнула, а потом, поймав его взгляд, окаменела.