– Мясо, – объяснил тот, что с татуировкой. – Развозим по иренам с бойни. Приказ босса. – И добавил: – А нашего босса зовут Малум, он лидер банды «Кровь», и ему не нравится, когда к его людям пристает инквизиция. Тебе ясно?

Джериду все было абсолютно ясно. Малум представлял собой самую влиятельную персону городского подпольного мира. А еще, если верить тому, что о нем говорили, социопата, склонного к насилию. Джерид много слышал о нем с тех пор, как приехал в Виллирен. В штаб-квартире инквизиции его имя повторяли на каждом углу, причем не иначе как боязливым шепотом. Легенды и мифы, судя по всему, окружали его таким плотным кольцом, что Джерид диву давался, как тот еще не задохнулся.

Он посмотрел на мужчин, потом на куски кровавой требухи, выпавшие на мостовую, потом снова на лица уличных бойцов.

– Мне не надо платить, чтобы я ушел, – заявил он. – Я ведь говорю, не на того напали, ясно?

Чтобы попасть в свой кабинет, Джерид должен был пройти мимо тюремной камеры в главном здании инквизиции. Несмотря на то что дела редко расследовались как положено, арестованных приводили каждый день, причем самых разных, в том числе и таких, кто ничуть не походил на преступников. Джерид начал задавать вопросы.

– Только между нами, ладно? – предупредил его один из помощников, тщедушный коротышка с копной светлых волос. – Мы арестовываем тех, кто мешает Лутто и его планам. Ну, например, надо ему снести целую улицу домов для прохода войск, а жители возмущаются, протестуют, тогда он называет это преступлением, и глядишь – у нас в камерах полно народу. Хочет он избавиться от обычных торговцев, чтобы очистить место для новых, более конкурентоспособных, тех, у кого все товары дешевле. Тогда прежних торговцев разгоняют – и это называется «свободный рынок». Но такое не всем по вкусу, люди устраивают скандал, так? А места на улицах до`роги. Городу ведь надо зарабатывать деньги. И те шахтеры, которые теряют работу, устраивают марши протеста и дерутся во время них… они тоже сюда попадают. Тем временем на улицах хозяйничают убийцы. Хотя, по-моему, «преступник» – понятие относительное, все зависит от того, с какой точки зрения смотреть. Да и вообще, я просто делаю свою работу, а хороша она или плоха – меня не спрашивайте. И смотрите, никому не говорите, а то меня в два счета отсюда вышибут, а мне неохота терять место из-за такой ерунды.

С каждым днем этот город все сильнее разочаровывал Джерида, вот и теперь он вошел в свой кабинет в состоянии глубокой задумчивости.

Там его уже ждала Нандзи.

– Утро доброе, Нандзи. – Джерид положил шляпу на стол и с громким вздохом опустился на стул.

– Доброе утро, следователь, – ответила Нандзи. – Выпьете чего-нибудь?

– Нет, спасибо, я по дороге позавтракал. – Он потер ладонями лицо, чтобы окончательно проснуться. – Похоже, теперь у нас появились кое-какие зацепки.

– Какие же?

– Я про вчерашнюю вечеринку в цитадели. Я нашел там интересную и необычную субстанцию. И медленно, но верно прихожу к убеждению, что это как раз то, что нам нужно.

– Что за субстанция? – спокойно спросила она.

– Пока не знаю. Я уже отдал вчера образец командующему на анализ – с ним работает культистка, которая может знать, что это такое. Связано ли это как-то с исчезновениями, я пока не уверен.

– Следователь Джерид, вы так близко принимаете к сердцу каждое расследование. Это восхитительное качество, но не пора ли вам немного отдохнуть? У человека должна быть и личная жизнь, она тоже требует внимания. Я могу проследить за этим делом с командующим, а вы получите небольшую передышку.

– Да, ты права, девочка. Я ко всякому делу отношусь серьезно. – Ему не хватило духу объяснить ей, в каком долгу он, по его мнению, был перед жизнью. Он был бесконечно предан своей жене и считал, что должен отдавать миру хотя бы немного хорошего взамен.

Да и как он мог ей объяснить, что на каждый свой поступок, пусть даже самый обычный, он переносит скрытое чувство вины? Тот случай с его женой в Виллджамуре изменил его навсегда. Он очень старался забыть о нем, запрятать его куда-нибудь подальше в глубины памяти, но он не уходил, и Джерид продолжал задавать себе вопросы.

Однажды он решил, что единственный способ справиться со всем плохим в жизни – помогать другим, но, возможно, он и тут ошибся, и он никому не помогает, а только сидит за своим столом, отгородившись от реального мира медальоном инквизиции, объятиями жены и своей всеобъемлющей теорией.

– Не знаю, что я стал бы делать, если бы у меня вдруг случился отпуск. Провел бы его с женой, может быть, съездил бы с ней куда-нибудь, да только куда в ледниковый период подашься? А гулять мы и так по вечерам ходим. Нет, работа – это все, что у меня есть, и я твердо намерен узнать, почему так много людей исчезает с улиц этого чертова города.

– Эта задача представляется мне невыполнимой, – заявила Нандзи. – Есть преступления и попроще, которые мы вполне можем расследовать и посадить преступников за решетку. Торговля пиратскими реликвиями, к примеру. Только вчера еще один человек потерял руку, причем ему повезло. А незадолго до вашего приезда в город ребенок запустил одну на ирене, сам погиб, еще троих угробил и несколько десятков ранил.

– Это, конечно, трагедия, – согласился Джерид. – Но хороший следователь не сдается, даже если ему кажется, что ничего поделать нельзя. Иногда, чтобы решить запутанное дело, требуется малюсенький ключик, крохотное открытие, которое повлечет за собой огромные последствия. Я не знаю. Как ни странно, мне мало что известно об этом деле, и отсутствие информации сильно меня смущает.

Нандзи мягко улыбнулась ему:

– Когда мы снова увидим командующего? Мне интересно, какие у него новости о судьбе города?

– Мне тоже, детка.

Главный остров Фолка сильно переменился за время отсутствия Рандура. Раньше по дорогам непрерывно передвигались со скрипом груженые возы, сельские общины торговали друг с другом, люди ездили из деревни в деревню; теперь все это пропало.

Простор открытых пространств перемежался со знакомыми лесами, в которых можно было отчасти укрыться от непогоды под ветвями берез или пихт, но что-то подсказывало ему, что люди, обрабатывавшие раньше эту землю, не бывали тут в последнее время – то ли вымерли от холода, то ли перебрались в районы с более умеренным климатом.

И сам Рандур сильно изменился с тех пор, как, оставив эти места, подался в Виллджамур. В имперской резиденции он привык к сладким речам тамошних дам, тонкому белью и золотым столовым приборам. Привык к теплу, к хорошей еде, к роскоши. Все это едва не развратило его, едва не превратило в того, кем он никогда не хотел быть, кого презирал, и теперь ему, если честно, было тяжело справляться с тяготами дорожной жизни: к примеру, находить себе еду или сохранять ноги в сапогах сухими.

Зато Эйр просто расцвела, избавившись от угнетавшего ее бремени власти. Казалось, строгости виллджамурского этикета мешали ей ощущать себя по-настоящему свободной. В дороге она одевалась совсем как парень, и это было даже забавно, ведь сам Рандур одевался, по ее словам, «как девчонка».