новый тазобедренный «сустав Сиваша», долгие годы не только передвигались без болей, но и играли в футбол или катались на велосипеде.

К. М. просто и доходчиво, в совершенно своей манере общался с пациентами и их родственниками. Например, на вопрос, как прошла операция, родственники получали следующие ответы: «Если лучше, то будет вредно» или «Не забывайте, что лучшее – это враг хорошего».

Как-то, придя в кабинет, расположенный в музее ЦИТО, от жены удачно прооперированного больного после цветов, благодарностей и пожеланий доктору долгих лет жизни на ниве служения ортопедии прозвучали слова: «Не знаем, как вас и отблагодарить?!» На что последовал ясный ответ эскулапа: «С тех пор как финикийцы изобрели деньги, все стало предельно просто! Это знают даже анестезиологи», – и показал в мою сторону.

Прошу читателя отметить, что за подобные слова можно было как минимум лишиться места заведующего отделением, а при плохом раскладе заработать выговор по партийной линии. Партийно-профсоюзный контроль чувствовался всегда и во всем, простираясь от личной жизни (как вы можете, вы же советский врач, а изменяете жене) до возможности написания диссертации, не говоря уже о поездки «за бугор» – за границу…

Как-то совершенно неожиданно появилась райская возможность поплыть на круизном лайнере с женой. Встал вопрос, как лучше и внушительнее представить супругу для проверяющих и допускающих органов. «Доброжелатели» посоветовали вместо невзрачной формулировки «домашняя хозяйка» написать «периодически работает на международных торговых выставках переводчицей», что соответствовало действительности. Подобная самодеятельность в заполнении анкеты стоило ей 10 лет штампа «невыездная». Наш товарищ, занявший к этому времени пост в идеологическом отделе ЦК КПСС, рассказал, что решили на всякий случай не выпускать за границу молодую женщину, работающую с возможными секретами технического свойства. Хотя надо прямо заметить, что инженерные познания Ирины заканчивались на отличии болта от винта. Мои успехи в выездном направлении оказались куда значительнее, хотя не обошлось и без нервотрепки. Я принес свое заявление в партком родного института, где меня знала каждая собака, так как анестезиолог трудится и в приемном отделении, и в реанимации, и с разными хирургическими бригадами практически во всех отделениях ЦИТО. Секретарь парткома В. Н. Мельникова, женщина значительная и суровая, сообщила собравшимся, понуро глядя в бумаги, о том, что Евгению Мансуровичу предоставляется честь и институт рекомендует для зарубежной поездки. Голос с места тихо, но внятно поправил: «Не Мансуровича, а Манусовича по паспорту, хотя его отец известен как Модест Табачников». Вера Михайловна попросила не перебивать и неожиданно сообщила, что сама знает, что я не татарин, а еврей. «Кто за, кто против – единогласно». «Ехай, Манусыч, посмотри, как там у них», – по-доброму добавил зам. директора по хозяйственной части.

…Плывем на круизном красавце корабле «Александр Пушкин» по северным морям и странам, подплываем к столице Дании, Копенгагену. Все ждут именно этой вылазки на берег. От предыдущих туристов, плывших по данному маршруту, известно, где выгоднее всего продать баночки черной икры, специально взятые многими пассажирами не для себя, а для продажи и пополнения скудных личных валютных резервов. Из матюгальника на весь корабль помощник капитана сообщает о новых правилах выхода на сушу. Женщинам разрешено взять только дамские сумочки, мужчинам – отдыхать на берегу с сигаретами, папиросами и зажигалкой. Сумки хозяйственные, пакеты категорически запрещается брать с собой. При этих невразумительных словах корабль охватывает волнение, близкое к панике. Народ сразу приуныл. В каюте зам. главного инженера колбасного комбината имени А. И. Микояна, серьезного пожилого товарища кавказской национальности, где собралось восемь смелых и отважных туристов, слышатся нецензурные выражения вроде «маму их, не на тех напали!» и т. д. Вскоре решение найдено – пригодился бесценный опыт, накопленный на Родине. Нужно делать так же, как и на комбинате, когда выносится продукция, – передает опыт «микояновец». Берутся колготки, всовывается одна пара в другую для прочности… В колготные ноги складываются столбиком банки икры. Одна из наших спутниц, корпулентная, с прической, тогда именуемой в народе «хала», заведующая отделом одного из столичных гастрономов, цепляет это сооружение на шею, сверху на даму натягивают демисезонное пальто, так чтобы икорка оказалась в рукавах. Друзья немедленно сообщили руководству круиза о плохом самочувствии женщины, но при этом ее страстном желании все равно посмотреть город. Она громогласно заявила, что платила за экскурсию и ей необходимо увидеть Русалочку, сидящую на камне в гавани. Ей сын рассказывал, как этому символу не только Копенгагена, но и всей Дании, несчастной Русалочке, доставалось от каких-то вандалов и что однажды ей и вовсе снесли голову, и статую пришлось создавать заново. Очень она ее жалеет, как женщина женщину, и вообще сыну обещала с ней сфотографироваться.

Поддерживаемая товарищами, дама бережно сводится по трапу на берег и загружается в автобус, где на задних сиденьях происходит выемка икры, предназначенной к продаже. Дальнейшее движется по договоренному сценарию: в свободное от экскурсии время икра продается в рыбных ресторанах дружественного города, а доллары делятся пропорционально банкам и активности участников все тем же «микояновцем». Родные теперь могут ждать не только красочных впечатлений, но джинсов и магнитофонов. Вперед, к новым свершениям…

Школа-интернат при ЦИТО для детей, больных сколиозом

Но вернемся в стены родного института. Диссертация далась мне, без ложной скромности, непросто. Но не надо о грустном и вырванных двух годах жизни. Мой старший товарищ по ЦИТО иммунолог и просто хороший человек Сандрик писал: «Не гневайся, Табачников-малютка. Ты и наука – это просто шутка. Но верю, доберешься до защиты. Лишь берегись ангины и орхита». Для непосвященных поясняю: орхит – воспаление яичка, практически всегда является осложнением какого-то инфекционно-воспалительного заболевания.

Защитив диссертацию «Комбинированная нарконейролептаналгезия при операциях на опорно-двигательном аппарате» в 1973 году, в 28 лет, я стал одним из самых молодых кандидатов наук в родном институте, получив еще и пять свидетельств на различные научные изобретения. При этом я оставался «подающим надежды младшим научным сотрудником» и, учитывая национальность, не имел особых надежд сделать карьеру в ближайшие годы. Получить звание старшего научного сотрудника можно было и не мечтать, что в переводе на язык цифр значило, что прыгнуть с зарплаты в 175 рублей грязными (без вычетов) на зарплату в 300 рублей не удастся. Как у А. Райкина: «Зарплата хорошая, но маленькая».

Поэтому трудовые будни на операционной ниве с разными хирургическими отделениями радовали меня все меньше и меньше, так как зарплата – хорошая, но маленькая… а желания в жизни были тоже хорошие, но большие.

Решение расти над собой пришло неожиданно Для этого пришлось усовершенствоваться, посещая курсы акупунктуры сначала