Валерий наконец с грехом пополам накрыл на стол. Гостье досталась последняя чистая чашка, хоть и треснувшая, а себе он выбрал кружку из грязной посуды, составленной на столике. Чувствуя на себе внимательный взгляд Александры, он почти виновато пояснил:

– Это не кухня, а горе, видите сами. Если б ванная была за стеной, мы бы пробили перегородку и провели сюда воду. Пусть бы тут стола не было или холодильника. Но ванная в другом конце коридора, за маминой комнатой.

– Удивительная квартира! – искренне ответила Александра, глядя, как Валерий наливает ей чай – зеленый, свежезаваренный и неожиданно очень душистый. Только сейчас, сидя в размаривающем тепле старого дома, спрятанного в узком арбатском переулке, где само время, казалось, дремало, подобно свернувшемуся в клубок старому коту, женщина ощутила, как продрогла и вымоталась.

Она украдкой рассматривала хозяина, усевшегося по другую сторону стола и выбиравшего себе конфету в коробке. Сперва, в тусклом освещении подъезда, он показался ей старше. Теперь она видела, что ему никак не больше сорока. Высокий, коренастый, крепко сложенный, мужчина уже начинал полнеть. В его русых волосах была сильно заметна седина. Короткая щетина на округлых щеках вряд ли являлась артистической бородкой, которую Александра часто наблюдала на лицах своих знакомых. Мужчина просто не успевал бриться или пренебрегал этой процедурой. Глаза, покрасневшие, усталые, смотрели отчего-то виновато. И по-прежнему Александра видела в них глубоко спрятанный вопрос.

Однако он его не задавал, а вместо этого согласно кивнул в ответ на ее реплику:

– Удивительная! Все только и удивляются, как мы тут шикарно живем! – Валерий тоже разглядывал гостью, то глядя прямо на нее, то отводя глаза, будто испугавшись. – Сколько раз мы просили маму поменяться, переехать, но она уперлась – останемся тут и точка! А был вариант в этом же районе, в хорошем брежневском доме, с человеческой планировкой. Да что там, с ней не договоришься.

– Что говорит врач? – решилась спросить Александра, сделав маленький глоток чая, оказавшегося слишком горячим, и тут же поставив чашку обратно на блюдце.

– Что он понимает! – с досадой ответил мужчина. – Мы не спим с братом уже неделю. Мать задыхается, почти не говорит, выглядит ужасно. В больницу не едет, а отправить ее насильно мы права не имеем, она подписала отказ!

– Это что-то… инфекционное? – осторожно поинтересовалась женщина.

– Если бы! – воскликнул Валерий. – Тогда бы у нас были основания увезти ее принудительно. Но, по всей видимости, это просто осложнение после простуды, которую мама перенесла недели три назад. Она тогда все бегала, в постель не ложилась. Выздоровела, внешне. И вдруг, чуть больше недели назад, сломалась. Вечером вышла из своей комнаты, лицо красное, глаза опухшие. Говорить не может, шепчет.

Он в отчаянии махнул рукой, словно отгоняя возможные слова сочувствия, которые готовы были сорваться с губ Александры.

– И все полетело так быстро, на всех парах, и за сутки ее уже стало не узнать! Никакой больницы, ничего не желает, мы ее лечим, колем ей антибиотики, витамины, приглашали уже двух профессоров и гомеопата. Толку нет.

– Но ей не хуже?

– Куда же еще хуже!

На глазах мужчины показались слезы, и Александра испугалась. Она не могла видеть, как плачут представители сильного пола, и даже никогда не пыталась понять, почему на нее это производит такое уничтожающее впечатление.

– Каждые сутки – ад, каждую минуту ждем самого страшного… – Валерий жаловался, словно позабыв о том, что перед ним сидит незнакомый человек. – А тут еще Петька…

Он осекся и, вдруг опомнившись, посмотрел на Александру:

– А что велел передать ей Воронов?

– Кое-что… на словах… – смешавшись, ответила женщина.

– Вы смотрите, если что-то неприятное, так лучше не надо! И о его смерти – тоже ни-ни! Ей только этого сейчас не хватает!

– Не беспокойтесь… Я не буду ничего такого ей говорить… Я всего пару слов!

Видя искреннее горе сидевшего рядом с ней человека, Александра все острее ощущала мерзость своей лжи. Но как было сказать правду в этой ситуации? Как признаться, что она пришла исключительно из личных соображений, поделиться опасениями, которых даже не может сформулировать толком? Попросить помощи и совета у женщины, измученной недельной болезнью, может быть, близкой к агонии?

– А Эрделя вы знаете?

Ей показалось, что знакомое имя прозвучало у нее в спутанных мыслях, а не наяву. Испуганно дернувшись, она в упор посмотрела на мужчину. Тот повторил:

– Эрделя? Евгения Игоревича?

– Знала… Знаю… – поправилась она тут же, поймав себя на том, что упомянула о старом знакомом в прошедшем времени.

– Он жив еще?

Повисла пауза. Мужчина смотрел исподлобья, как бык на бойне, ожидающий удара. Александра опустила глаза, чтобы он не прочитал в них страха. Она не понимала, отчего ее вдруг затопил прилив опустошающего ужаса, такой силы, что женщина внезапно лишилась дара речи. Как будто что-то невидимо появилось на этой странной кухне и встало рядом, подслушивая их разговор. Больше всего ее ужаснуло то, что и Валерий задал вопрос еле слышно, будто боясь, что их подслушивают. Наваждение продолжалось краткий миг, короче секунды. Потом все стало по-прежнему.

– Жив, – ответила Александра, глубоко вздохнув, ощущая мучительный, колющий жар в затылке. – Вы знаете, что он в больнице со вчерашнего дня?

Валерий молча кивнул.

– Евгений Игоревич сам вам позвонил? Ему вчера было так плохо, что он не смог поговорить со мной…

– Нас известили, – скупо бросил мужчина.

Он взглянул на часы, висевшие над столом, – прекрасные флотские часы, в круглом корпусе из полированного красного дерева, с медным циферблатом и увеличительным стеклом. Александра давно уже отметила их взглядом, дивясь про себя, что такая ценная вещь начала прошлого века, в отличной сохранности и рабочем состоянии, содержится как бы между прочим, на тесной кухоньке. Здесь тоже виделось нечто безалаберное, равнодушное.

– Пора давать лекарство, – со вздохом сказал Валерий, поднимаясь из-за стола. – Войдем вместе. Помните – ни слова про смерть Воронова! А про Эрделя скажите, что ему лучше.

– Это даже не будет неправдой, – произнесла женщина, также поднимаясь. – Он совсем неплохо выглядел.

– Кого вы хотите обмануть? – Валерий стоял почти вплотную к ней, она видела даже кровавые прожилки на белках глаз, следы бессонницы. – Воронов умер, и если кто-то из двоих оставшихся выживет, это вряд ли будет наша мать!

– Почему вы так говорите?! – в ужасе воскликнула Александра.

– Потому что эти проклятые старые олухи натворили беды!

Внезапно замолчав, Валерий смотрел на нее невидящим, остановившимся взглядом. У художницы вдруг возникло чувство, что он разговаривает вовсе не с ней, а с тем самым невидимым и неслышным существом, присутствие которого она ощутила на какой-то краткий миг. Это был страх, даже не материализовавшийся в некий объект и оттого еще более пугающий. В призраков Александра не верила, если при ней рассказывали подобные истории, выслушивала их с чувством неловкости – как можно опуститься до таких глупостей! Но если бы ее спросили, точно ли она убеждена в том, что на этот раз с ней просто сыграло шутку воображение, Александра не нашлась бы с ответом.