Нет, рыцарскими ланцами тоже кое-кого выбили. И даже убили. Но добротные, качественные полудоспехи миланской работы сделали свое дело… и тут обошлось малой кровью…

Максимилиан с трудом поднялся, опираясь на круп своей убитой лошади. Оглушенный, контуженный, раненный. Он вообще не понимал, что происходит. Третий залп его тоже накрыл, так как он был в первой волне атакующих рыцарей и вырваться оттуда быстро не мог. В этот раз он отвернул назад, пытаясь докричаться до бегущих. Из-за чего получил картечью в куда менее защищенную спину.

Он шатался.

С трудом содрав с себя шлем, он жадно вдохнул воздух. Вытер лицо. И огляделся.

Бойня… побоище… но картинка стремительно темнела и расползалась. Слабость. И чувство холода…

В таком состоянии он и упал на землю, обессилив от потери крови. Русские же войска не рвали в эту безумную мешанину живых и убитых людей да лошадей. Опасно. Отдельные кони умирая очень опасно агонизировали и махали копытами… да и других дел у них хватало, нежели спасать отдельных уважаемых пленных…

Отразив удар тяжелой рыцарской конницы Иоанн задумался.

Вступать в лагерь и начинать хаотичные бои опасно. Это чревато совершенно ненужным потерями. И возможно даже большими. Нет, если бы вся его пехота была упакована в те же миланские латы, то он это сделал, не задумываясь ни на секунду. Но их уровень защиты… он проходил по категории 20/80 и хоть и был хорош, однако почти наверняка привел бы к лишним потерям. А в этой кампании нужно действовать ОЧЕНЬ осторожно. Это была не партия в шахматы. Это был турнир со множеством партий. И новых фигур от боя к бою никто давать не станет. С какими остался, с такими и играй.

Прошло, наверное, четверть часа, прежде чем король решился входить в лагерь, видя полную пассивность со стороны неприятеля. Который если и готовил оборонительные позиции, то где-то в его глубине.

Пехота перестроилась. Примкнула к аркебузам штыки. И медленно пошла вглубь лагеря, готовясь в любой момент дать отпор. Впрочем, это оказалось уже не нужно. Почти одновременно с входом пехоты в лагерь из него стали выходить люди Фридриха. С противоположной стороны. Отходя по дороге на Полоцк. Да, бросая артиллерию, большую часть обоза и прочее, прочее, прочее. Но достаточно организованно и под развернутыми знаменами. Стараясь всем видом показать, что они отходят, а не бегут.

Последними шли швейцарцы.

И если так посмотреть — войск отходило много. Все еще слишком много, чтобы пытаться их добить на отходе. Там ведь дальше лет. Узкие дороги. Развернуться стрелкам негде. А «собачьи свалки» и прочие формы близкого контакта не были тем, чего желал король. В принципе м можно было сесть на хвост гусарами и пострелять, но Иоанн не стал это делать. С той стороны ведь тоже станут отвечать, пусть и не сразу. Что может породить совсем не нужные потери. Достаточно и того, что король пошел на излишне рисковую атакую улан.

—Нам выдвигаться следом?— спросил командир гусар.

—Да, но держите дистанцию. И не ввязывайтесь в арьергардные бои. Просто обозначьте присутствие. Пусть беспокоятся. Дня на три пути. Потом возвращайтесь.

—А нам?— поинтересовался командир улан.

—А вам выделить команды для сбора раненых и пленных. Вон как рыцарей размотало. Уверен — там масса живых. Доспехи то у них славные. Ну и доложите уже о потерях. Пехоте же оцепить лагерь неприятеля и выделить трофейные команды. Посмотрим, что там нам послал сегодня Всевышний. Очень надеюсь походную казну эти ребята захватить не успели, как и свою переписку. По большим шатрам то ударили в первую очередь…

1484 год, июль, 3. Берег Мексиканского залива

—Тихо плещется вода, голубая лента, вспоминайте иногда, вашего студента…— бурчал себе под нос адепт Механики, наблюдая за тем, как экспедиционные войска высаживаются на новый, незнакомый берег.

—Что это за песня?— тихо спросил священник.

—А? А… король наш иногда напевает разные мотивы и куплеты. В том числе такие, которые никто и знать не знает. Мы полагаем — он сам и сочиняет, но по скромности своей не стремится к огласке. Вот — запомнилось. А сейчас смотрю на воду между кораблями и песком, в голову это и пришло почему-то.

—Странные мысли…

—Отчего же? До сих пор мы учились тому, как жить здесь, как устроиться. А ныне экзамен держим. Второй экзамен, если говорить по-существу.

—Первый был у Тулума, когда его осаждали?

—Да. Именно там мы держали первый экзамен на право тут доминировать. Если бы поступили как желал старый адмирал — это было бы началом конца. Ну может и не конца, но бесконечной и затяжной войны. Так как нам пришлось бы не отдельными операциями ограничиваться и демонстрациями, а очень плотно и серьезно драться. Буквально за каждую деревню. И даже победив, бороться с тем, что население таком станет нам вредить. А то и с восстаниями разбираться. Это долго, дорого и крайне рискованно.

—Отчего ты так думаешь? Мне никаких таких мыслей в голову не приходило. Да, мы поступили правильно, поддержав Тулум. Но разве это было так критично?

—Я считаю, что это был ключевой наш шаг. В том числе и потому, что за ним внимательно наблюдали все вокруг. Знаешь, почему люди добровольно идут за вождем? Он ведь не палками обычно за собой гонит. Не знаешь? Потому что они надеются, что он поможет им решить их проблемы. Или рядом с ним их получится решить. Их проблемы. Не его. Понимаешь? Это очень важно. А мы для здешних краев, хоть и чужаки, но рядом с нами можно порешать многие проблемы. Кроме того, если бы мы показали, что нам плевать на жизни тех, кто нам доверился, то кто бы нам потом доверился? Иоанн Иоаннович говорит, что в таком деле один раз дашь слабину — и все — спекся. Никто тебе доверять уже не будет. И придется тратить намного больше сил и средств для получения того же результата.

—Ты думаешь, что это так сильно повлияло бы на всю нашу миссию?

—Без всякого сомнения. Майя — воинственный народ. Они любят воевать. И последние столетия они только и делали, что резались промеж своих городов. То в такой конфигурации, то в другой. Но при этом помнили о каком-то золотом времени, когда они жили под сенью своего большого правителя. И было не так все тяжело. Поэтому они и пошли на союз с нами. И даже на интеграцию в королевство. Потому что мы ведем себя правильно, неся им благополучие, порядок и покой. Демонстрируя зубы и когти, то есть, способность, если нужно уничтожить любого. За беззубыми они бы не пошли. И при этом не требуем приносить человеческие жертвы. А в былые времена их приносили сотнями и тысячами, а в отдельные годы и десятками тысяч. Сам понимаешь — кошмар. Язычество язычеством, но каким бы кровожадным человек не был, как бы не оправдывался, прикрываясь высшими целями, но только по-настоящему хворые головой люди могут радоваться подобным жертвам. И отказ от них многим облегчение.

—Я знаю. Но они их делали от безысходности. Из-за своего язычества, которое требовалось приносить жизни в жертву, дабы продлить жизнь своих богов и напитать их силой. Иначе те помогать не то, что не захотят, а даже не смогут. Это очень страшно жить… когда вот все так.