— Анюся… — Игоряша одновременно затряс бородкой, как-то по-новому сегодня постриженной, засучил маленькими руками и стал еще оживленнее перетаптываться на месте.

— Да нет, Игорь. Мне в принципе все равно. И без принципа тоже. Я просто так сказала. А что ты разволновался-то?

Жаль, договорить мы не успели. Из детской раздался оглушительный хохот Никитоса, потом громкое шушуканье, кряхтенье, далее — страшный звук, когда падает всё, что могло уместиться на большой детский шкаф, и, как положено, Настькин финальный рев.

— Иди! — кивнула я Игоряше. — Разбирайся!

— Ага! Ага, Анюська, я быстро, я сейчас… — заторопился прочь Игоряша.

А я смотрела на его спину в аккуратно выглаженной клетчатой байковой рубашке, на широковатый задок, на до боли знакомую запинающуюся походку… Неужели кому-то это может быть мило? Но разве не мечтала я много лет быть избавленной от навязчивой, негордой, ненужной мне привязанности Игоряши? А как же мои дети? Как Настька, в первую очередь? Фу-у-у… Всё, пазлы сложились.

— Насть! — позвала я ее. — Подойди ко мне быстренько.

— Ни-и-ки-и-то-ос не винова-а-ат… Она еще на шкафу разбилась… — вышла Настька из комнаты с плачем, поглядывая на меня при этом внимательными глазками.

— Что именно разбилось?

— Лампа…

— А как она на шкаф попала?

— Ее Никитос поставил, там был у нас второй этаж, мы там хотели жии-и-ть… А она стала качаться как живая, и упала-а-а…

— Хорошо, разберемся. Помоги мне с ужином, да?

Настька поковыляла за мной на кухню, всхлипывая, вздыхая и оглядываясь на детскую, где что-то бубнил Игоряша и возмущенно оправдывался Никитос. А я как бы хотела? Чтобы мой любимый сын беспомощно бубнил, а Игоряша возмущенно втолковывал ему правила техники безопасности и принципы сохранности домашнего имущества? А потом снял бы ремень и маленького смелого Никитоса набил бы по попе, а я бы тихонько плакала в углу? Ой, не знаю…

Я втолкнула Настьку на кухню и побыстрее закрыла дверь.

— Ну-ка, скажи мне, почему папе не надо больше ходить в школу? Потому что ему понравилась Юлия Игоревна?

Настька от неожиданности открыла рот, в котором как раз выпал передний зуб, и снова стала набирать воздуха для рева. Я посадила ее на стул.

— Нет уж, ты ответь мне сначала, а потом уже вой, сколько твоей душе угодно.

Настька на полном серьезе кивнула, взяла мою руку горячими ладошками и зашептала, оглядываясь на закрытую дверь:

— Это он ей понравился! Я ее ненавижу! Она страшная! Уродка! И у нее толстые ноги!

— Откуда ты знаешь, какие у нее ноги? — удивилась я. — Она же всегда в длинной юбке ходит.

— Да, а вчера пришла в короткой! И сегодня тоже! И смеялась как дура! И еще я слышала, она спрашивала папу, как проехать в какой-то Мыр… Мырмызянск, что ли… А он сказал, что подвезет ее.

— Так и здорово! Учителям нужно помогать. Все родители помогают.

— Мам, ты сейчас неискренне говоришь, — тихо сказала Настька. — А я с тобой о своем самом тайном говорю.

— Прости, дочка, — я прижала к себе Настькину светлую головку. — Прости. Я неправа. Конечно. Ты у меня самая замечательная дочка. А папу мы в Мырмызянск не пустим, да?

Настька подняла на меня глаза. Неужели она что-то понимает? Не головой, нет. Она слишком мала. Понимает не она, а то умное, тайное, непознаваемое, что внутри нее. Оно, это умное и скрытое глубоко от наших глупых глаз, знает, что я ее папу не люблю. И отпущу его в любой Мырмызянск. Но!

— Настюнь, он ведь ваш папа? Вот вы его в Мырмызянск и не отпускайте. Когда они собирались туда поехать?

— В воскресенье, — еле слышно сказала Настька. — В семь утра.

— Ого, ничего себе! А поспать наш Игоряша не хочет в воскресенье в семь утра? Не бойся, мы работу ему на это время найдем, сам еще проситься будет.

— К нам? — с надеждой спросила Настька.

Я с трудом сдержала вздох. Ну ведь она не уговаривала меня, чтобы я рожала ее от Игоряши. Я могла бы дождаться большой любви и родить ее от любимого. Или не родить никого. Вянуть-пропадать, писать книжки о тоске и одиночестве. Так, всё!

— К нам, Настюнь, конечно, мы же его семья!

— Да? — спросила осторожно Настька. — Папа — тоже наша семья?

Плохо, плохо, что это всё так. Но пока по-другому не получается.

— Конечно, Настюнь. И бабушка Наталья, и мы — его семья. Семьи бывают разные.

— Хорошо, — вздохнула Настька с некоторым облегчением. — Морковку тереть?

— Тереть, только без пальцев, как в прошлый раз, ага?

— Девочки, можно к вам? — в дверь просунулась Игоряшина бородка.

Попросить, что ли, его в виде эксперимента бородку сбрить? И подарить ему абонемент в фитнес-клуб? Чтобы штаны не висели на нем, как на мягком тючке с рисом?

— Мам, чем так пахнет? — Веселый Никитос зашел в кухню, сильно толкнув Игоряшу. — Черт, пап, я об тебя ударился… М-м-м… Мам, откуда вонизмус такой?

— Каша сгорела! Черт… — я подхватила кастрюльку с плиты.

— Чертей не поминайте! — вдруг сказал Игоряша, наш самый главный атеист. — А то дома заведутся.

— Да? — удивилась я. — Что, так просто завести дома чертей? Я попробую.

Никитос захохотал и стал меня убеждать:

— Да я все равно ее ненавижу, эту кашу, не переживай, мам! Хочешь, я бутерброды сделаю?

— Ты? Бутерброды?

Мы все трое смотрели на Никитоса.

— Да, — скромно улыбнулся он. — Меня в больнице мальчики научили. Надо взять хлеб… И еще, кажется, м-м-м… масло… И еще что-то. А! Вот! Ветчину! Или еще можно икру.

— Ясно. Это тебе к папе. Если папа сходит в магазин и купит… — Я посмотрела на Игоряшу, тот беспомощно развел руками — ясно, без денег, как обычно, — купит колбасы, то ты сделаешь нам бутерброды. Да?

— Да! — крикнул Никитос, который не выдерживает долгих нудных бесед. — Или Настька. Я ее научу, да, Насть?

— Да, — нежно ответила ему сестра, как две капли воды похожая и при этом совершенно не похожая на брата.

— Нюся, я вас очень люблю, — вдруг сказал Игоряша, и мне показалось, что у него намокли глаза.

Я, конечно, отлично знаю, в кого Настька такая рева-корова, но что вдруг сейчас?

— Ты со мной перешел на «вы»? В связи со своим внезапным увлечением? В воскресенье, кстати, у нас семейная поездка в…

Черт, черт, черт, я же собиралась с обормотским седьмым «А» провести экскурсию, сделать первую совместную вылазку, чтобы как-то подкорректировать отношения перед родительским собранием… А и ладно! Совместим полезное с… полезным!