Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Латунь? То есть гильзы? — уточнил Джордж. Интерес к сериалу «Копы» давал свои плоды.
— Да, сэр. Стреляные гильзы. Их две должно быть. Нашли несколько старых, но не то, что искали.
— Так что это значит? — спросил Кочевник. — Они не нашли место?
— Искали там, откуда, по расчетам, должны были быть произведены выстрелы, но… — Патрульный пожал плечами, показывая, что дальше углубляться не будет, и снова обратился к Берк: — Я… ну, в общем, понимаю, что не время… но я… ну, просто хотел спросить, может, вы не против были бы пойти выпить пива? Тут рядом, я бы вас доставил обратно через час… или как только скажете. Просто подумал, может, вам хочется поговорить. Но понимаю, время неудачное. Просто спросить.
Все присутствующие остолбенели от такой демонстрации отваги. Полицейский пришел позвать Берк на свидание. По крайней мере некое полусвидание — посидеть выпить пива, поговорить в темном баре.
Все затаили дыхание.
Ничего себе, какие штучки может выкидывать время. Какой медленной может стать река секунд, втекающая в море песка.
Наконец Берк сказала очень твердо:
— Спасибо, но нет.
— Что ж, ладно. — Полицейский кивнул. Может быть, какая-то тень разочарования мелькнула на чисто выбритом лице, но этим все и ограничилось. — Вот это я нашел на земле, сказал он, поднимая правую руку таким жестом, каким в другой ситуации мог бы протянуть букет или коробку конфет. — Я так понимаю, это ваше?
Она уставилась на зеленый блокнот в его руке.
— У меня был вызов по рации, потому не смог сразу вам отдать, — пояснил он. — Наверное, следовало бы передать его детективам, но я пролистал — там только ваши рецепты.
— Мои рецепты?
— Ну да. Он же ваш?
— Да, — сказала она и взяла блокнот.
До нее дошло, что если бы он не пожелал за ней приударить, блокнот мог бы полететь в мусорный ящик.
— Спасибо. Я думала, что потеряла.
Она открыла блокнот — на первой странице был написан от руки рецепт лимонного печенья. Женским почерком, никак не Майка. На следующей — инструкции и ингредиенты для соуса чили с курятиной.
«Вот кретин», — подумала Берк. Майк взял блокнот на кухне того дома, где они ночевали.
— Из них некоторые… у нас в семье из поколения в поколение, — сказала Берк, поняв, что полицейского нужно как-то погладить. — Кажется, я его вынимала что-то записать, не помню. — Она перелистнула блокнот. «Куриное жаркое с горохом и красной чечевицей». «Цыплята с кукурузной корочкой». «Любимый кокосовый пирог Эми». — Куча сентиментальных воспоминаний. Спасибо вам еще раз.
— Я поеду тогда, — сказал он. — Мне жаль вашего друга. Надеюсь, я вам чем-то помог.
— Помогли.
Она едва заметно улыбнулась и подумала, какая у него должна была быть мысль: «Нельзя упускать женщину, которая умеет все это готовить».
Он попрощался, Берк закрыла дверь и заперла ее, потом, поворачиваясь к остальным, подумала, что надо Майку сказать: «Потрясающие новости! Я лесбиянка!» Но Майка не было.
— Что там в блокноте? — спросила Ариэль.
— Как он и сказал — рецепты.
Берк стала листать страницы. Курятина, жаркое, супы и пироги. И лишь на нескольких страницах с обратной стороны она нашла то, что записал Майк.
— Вот, — сказала она и прочла про себя. «Я начал писать песню», — сказал ей Майк. — Наша «Кумбайя», — объявила Берк. — Похоже, что он ее начал.
Она протянула блокнот посмотреть.
Страница была беспорядочная, что-то писалось, тут же зачеркивалось. «Девушка у колодца», — было там написано. «Тебе рады!» — написано несколько раз. На третий раз надпись стала буквенной картинкой, где у одной буквы «е» были глазки, а у другой хвостик, как у черта. Демон творчества взялся за мозг Майка как следует. Кочевник, Ариэль и Терри отлично знали этого дьявола. Еще строчка, написанная и зачеркнутая, и под ней нацарапано слово «Дюрьмо!».
Потом шла строчка полная и без помарок: «Добро пожаловать в наш мир, тебе все рады тут».
На следующей странице снова попытки, снова зачеркнутые строки, а потом: «Придумай песню не длиннее четырех минут».
— Это оно? — спросил Джордж, заглядывая через плечо Терри.
— «Девушка у колодца», — прочел Терри и нахмурился. — Это, что ли, заглавие? — Он посмотрел на Берк: — Он что делал? О той девушке песню писал?
— Не знаю, что он делал. Я только знаю, что перед тем, как… перед тем, как его застрелили, он сказал, что пишет… вот это, что бы оно ни было. Ну, понимаете… — Слова «песня-кумбайя» казались бы сейчас неуважительными по отношению к Майку. — Ту общую песню, которую Джон хотел, чтобы писали все. Ну, про которую я сказала, что это фигня мозги занять.
Берк стала закрывать блокнот, но Кочевник протянул руку, и она ему отдала.
Кочевник снова прочел текст, первую и вторую страницы. Ариэль подвинулась к нему, сидя на краю кровати, и они прочли вместе. Он ощущал тепло ее щеки, почти касающейся его собственной. Слышал ее запах — легкий аромат жимолости. Может быть, когда-то в этой жизни он шел через густые заросли переплетенной жимолости и остановился посмотреть, куда идет. Ее щека была очень близко к его щеке, они будто готовы были соприкоснуться. Потом Кочевник отодвинулся на пару дюймов, посмотрел на Ариэль и спросил:
— Как оно тебе?
Он имел в виду слова.
Она тоже отодвинулась на столько же и не отрывала глаз от истерзанной бумаги. Уголок рта у нее сжался — так бывало, когда она думала.
— Не знаю, куда он дальше хотел повернуть. Но… может, что-нибудь мы с этим сумеем сделать.
— Ребята! — Голосом Джорджа заговорила мрачная реальность. — Мы утром едем домой. Турне отменено. Кончилось.
Берк вспыхнула:
— Может, они хотят в его память песню написать! Может, надо сделать последнее представление — для него. В его пользу. Для его дочери по крайней мере.
— Это мы можем, — сказала Ариэль. И спросила у Джорджа: — Можем ведь?
— Без вариантов, — ответил он. — Я первым делом провентилирую это с Эшем.
Кочевник вернул блокнот Берк. «Тебе здесь рады», — говорил Майк вчера ночью в Далласе, во дворе. Начало неплохое. Кочевник не видел в этих словах никакого направления, но Ариэль и Терри могут куда-нибудь вырулить. Сейчас единственное, чего он хотел, — добраться до дома, до своего футона на полу, свернуться и оставить весь мир снаружи до тех пор, пока не надо будет либо поесть, либо…
Ночь обещалась быть тяжелой — в этом мотеле с ковбоем, размахивающим лассо на вывеске. Наверное, они все собьются в одну комнату, в кучу, как хорьки в клетке, дыша и вздрагивая в тяжелой дреме. Если вообще кто-нибудь заснет.