Я посмотрел на стоящую у стены винтовку, но не прикоснулся к ней. У меня было много времени, им надо пересечь лес, поэтому они подойдут как минимум через десять минут, а может, и через пятнадцать. Но дело не в этом.

Церковные колокола. Они звонили. Они звонили для меня. Это она дергала за веревки. Это моя любимая наплевала на церковное расписание, на то, что подумают священник и жители деревни, на свою собственную жизнь, потому что Маттис, конечно, понял, что она делает. Но у нее в голове была всего одна мысль: предупредить парня, которого она больше не хочет видеть, о том, что Йонни направляется к хижине.

И это многое меняет.

Это очень многое меняет.

Сейчас они приближаются к лесу. В бинокль я мог разглядеть силуэты остальной троицы. Один из них был похож на птицу: тонкая шея торчит из ворота пиджака, который велик ему на несколько размеров. Йонни. Двое других несли что-то за плечами. Оружие. Предположительно автоматические винтовки. У Рыбака целый шкаф таких на складе в порту.

Я оценил свои шансы. Я мог бы поймать их одного за другим, если бы они решили штурмовать хижину со стороны леса. Но они не станут этого делать. Маттис поможет им воспользоваться преимуществами ландшафта, они пройдут, пригнувшись, по руслу ручья и подойдут так близко к хижине, что смогут разнести ее в щепки. Я огляделся. Все, за чем я мог спрятаться, было сделано из дерева, с тем же успехом я мог выйти на улицу и помахать им. Так что моим единственным шансом было застрелить их прежде, чем они застрелят меня. В таком случае они будут находиться близко. Мне придется смотреть им в лицо.

Три человека скрылись в лесу. Четвертый, один из людей в костюмах с оружием, остался на равнине и что-то кричал, я не слышал что.

Следующие несколько минут они из леса не будут видеть меня. Это мой шанс сбежать. Я мог бы побежать в деревню и взять «фольксваген». Если я собираюсь сделать это, то должен действовать немедленно. Взять с собой пояс с деньгами и…

Две точки.

Казалось, они летят над вереском по направлению к лесу.

Теперь я понял, что кричал тот мужик. Они все предусмотрели. Собаки. Две штуки. Бесшумные. Я подумал, что собаки, которые бегают и не лают, должны быть очень хорошо выдрессированы. Как бы быстро я ни бежал, у меня не было ни единого шанса.

Дело приобретало плохой оборот. Может, и не такой плохой, как три минуты назад, когда я стоял, засунув в рот ствол винтовки, но ситуация сильно изменилась. Далекий тонкий звон церковных колоколов поведал мне не только о том, что ко мне направляется несколько плохих парней, но и о том, что мне фактически есть что терять. Это как пырнуть себя двумя ножами сразу: одним горячим, одним холодным. Один из них – счастье, другой – страх смерти. Надежда – это выдумка дьявола.

Я огляделся.

Взгляд мой наткнулся на нож Кнута.

Счастье и страх смерти. Надежда.

Я подождал, пока четвертый мужчина и собаки не скроются в лесу, а потом вытащил из стены пояс с деньгами, открыл дверь и выбежал на улицу.

Когда я упал на колени рядом с трупом оленя, с него взлетел рой мух. Я увидел, что и муравьи уже занялись им, – казалось, что шкура раздувшегося трупа живет своей жизнью. Я посмотрел через плечо. Хижина находилась между мной и лесом, так что меня не будет видно, пока они не подойдут. Но времени у меня немного.

Я закрыл глаза и вонзил нож в брюхо оленя.

Высвобожденный газ вышел наружу с протяжным стоном.

Я провел ножом вниз и задержал дыхание, когда наружу вывалились внутренности. Крови оказалось меньше, чем я думал. Она собралась в нижней части трупа. Наверное, свернулась. Или ее съели, потому что теперь я видел, что жизнь кипит не только с внешней стороны. Бело-желтые черви с шуршанием пожирали мясо, ползали и плодились. Фу, какая гадость.

Я сделал вдох, закрыл глаза, подавил рвоту, стоявшую в горле, и обернул рот и нос шелковым платком. После этого я засунул в труп обе руки и вытащил огромный, покрытый слизью мешок, наверное желудок. Я сделал несколько надрезов ножом, чтобы высвободить его. Он вроде как покатился по вереску.

Я уставился в темноту, открывшуюся внутри тела. Я не хотел внутрь. Через несколько минут, а может, секунд они будут здесь, но, черт возьми, я не стану нырять в этот трупный суп, мое тело протестовало.

Я услышал, как гавкнула собака. Проклятье!

Я подумал о Лее, о ее глазах, о губах, расплывающихся в улыбке, и низкий теплый голос произнес: «Ты сможешь, Ульф».

Я сглотнул, а потом развел края отверстия в стороны и залез в оленя.

Несмотря на то что зверь был большим и часть внутренностей я из него вынул, места оказалось маловато. Мне пришлось лезть в самую глубь, а потом закрыть за собой лаз. Газы, освобожденная энергия гниения и общее тепло, выделяемое массой активных мелких тварей, создавали равномерную температуру, как в муравейнике. Но я больше не в силах был сдерживать рвоту. Я пытался не шуметь, но раз за разом производил бульканье.

После этого я почувствовал себя немного лучше. Однако меня до сих пор было видно снаружи, как мне закрыть разрез на шкуре оленя? Я попытался ухватить шкуру с обеих сторон от разреза и соединить концы, но она была такой скользкой, что постоянно выскальзывала у меня из рук.

Появились и более крупные проблемы. По вереску в мою сторону мчались две огромные черные собаки.

Они бросились на оленя, и одна из них засунула голову в его брюхо и попыталась меня укусить. Я ткнул ножом ей в морду, и она исчезла. А потом начался собачий лай. Я должен был закрыть разрез до того, как подойдут люди. Собаки исходили лаем, но теперь я расслышал и людские голоса:

– Хижина пуста!

– Здесь труп животного валяется!

Я проткнул ножом шкуру с нижней стороны разреза, подтянул с верхней стороны и успел проткнуть ее ножом до того, как она выскользнула из моих рук.

Я использовал нож, как винт: всего пара поворотов, и края разреза сомкнулись. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что никто не научил собак разговаривать.

Я услышал приближающиеся шаги.

– Убери собак, Гладильщик. Я думал, ты умеешь держать их в узде.

Я похолодел. Да, это голос человека, который приходил ко мне домой, чтобы убить меня. Йонни вернулся.

– Наверное, дело в трупе, – ответил Гладильщик. – Все не так просто, если у тебя очень маленький мозг и очень много инстинктов.

– Ты сейчас о собаках или о себе?

– Мать твою, ну и вонища, – простонал третий голос, который я сразу узнал. Брюнхильдсен из подсобки, тот, что всегда мухлевал. – А что это у него в рогах? И почему все внутренности вывалились? Не проверить ли…

– Здесь волк побывал, – сказал Маттис. – Простите, что говорю, но старайтесь не дышать этой вонью, она ядовитая.

– Да что ты говоришь? – раздался спокойный голос Йонни.