бесшумно, открывая и закрывая двери без скрипа и щелчка. Мне вспомнилась рифма Донни: «Тише Тиши только мыши». Вот уж воистину.

Робко оглядываясь, девочка провела меня сквозь череду комнат и коротких коридоров, пока мы не уперлись в тупик с одной-единственной невзрачной – по альвионским меркам – дверью. За ней скрывалось небольшое вытянутое помещение – было неясно, что здесь находилось раньше: то ли гостевая комната, то ли спальня для слуг. Из мебели были только стол, заваленный книгами и бумагой, стул и выцветшее кресло. На стене напротив висели несколько карандашных рисунков без рамок – судя по всему, Тишины.

Сама Тиша уселась за стол, взяла лист бумаги и выбрала карандаш.

– Ты хочешь мне что-то нарисовать? – спросила я осторожно.

Когда она, не оборачиваясь, кивнула, я заняла кресло и принялась рассматривать ее рисунки: в отличие от галереи Глерра, тут не было ни одного портрета, только пейзажи и два натюрморта, выполненные простым карандашом. По ним было видно, что у Тиши действительно есть талант, однако во мне они пробудили смутное чувство тревоги. Возможно, дело было в усилившейся тошноте. Не стоило есть сладкое на пустой желудок.

Глядя, как Тиша водит карандашом, склонившись над бумагой, я вдруг вспомнила, как рисует Кинн, и мне стало дурно. Как я теперь посмотрю ему в глаза? Можно ли вернуть в наши отношения хотя бы подобие непринужденности?..

И тут меня осенило.

Карта! Ну конечно! Что, если уговорить Глерра снова допустить нас к карте? От этой мысли я воспряла. Тогда Кинн поймет, что он мне небезразличен, что произошедшее с Ферном – ужасная ошибка…

А было ли это ошибкой?..

Я сжала руки так, что ногти впились в ладони, лишь бы заставить противный голосок замолчать. В это время Тиша встала из-за стола и протянула мне сложенный вчетверо листок. Я хотела сразу же его развернуть, но девочка медленно покачала головой и приложила палец к губам. Я неуверенно спросила:

– Мне нельзя никому его показывать?

Она кивнула, а я поднялась и, убирая листок в карман, почувствовала, что там лежит яблоко. Не раздумывая, я протянула его девчушке.

– Спасибо за рисунок.

Тиша несколько секунд недоверчиво смотрела на яблоко, потом осторожно взяла его и робко улыбнулась. К горлу подступил комок.

Почему эти бедные дети должны страдать? Какой изверг решил отправлять их в Квартал Теней?

На мои глаза навернулись слезы, и я как можно мягче проговорила:

– Еще увидимся.

Когда я вернулась в изумрудную гостиную, мне пришло в голову, что, пока Глерр занят, я могу еще раз взглянуть на карту. Но дверь в Длинную галерею, как я про себя ее назвала, оказалась заперта. В нерешительности я простояла перед ней несколько минут, пока не услышала по ту сторону шаги. Я едва успела отойти, как в замке щелкнул ключ, дверь распахнулась, и в проеме возник Глерр. При виде меня он холодно улыбнулся.

– Именно поэтому я и настаиваю на том, чтобы закрывать двери, дорогая.

Мимо него прошла рассерженная Кьяра и, метнув в меня суровый взгляд, бросила:

– Я в библиотеку.

Уже вслед ей я воскликнула:

– Я тебя догоню! – И обернулась к Глерру, который закрывал дверь: – Подожди, пожалуйста! Я хотела с тобой поговорить.

Он помедлил, разглядывая меня своими невероятными синими глазами, и наконец отошел к окну, где прислонился к стене и в ожидании сложил на груди руки. Прикрыв за собой дверь, я сделала к нему несколько шагов.

– Я хотела тебя попросить… Позволишь ли ты нам с Кинном снова изучать карту?

Глерр смерил меня оценивающим взглядом и сухо произнес:

– Боюсь, что это совершенно не в моих интересах.

– Почему?

– Видишь ли, для художника руки – один из самых ценных инструментов. А Ферн дал мне недвусмысленно понять, что, если увидит меня рядом с тобой, пользоваться ими я больше не смогу.

От тона, которым он это сказал, у меня по спине побежали мурашки.

– Ферн не мог… Он не имел в виду… Просто он был зол, а на самом деле этого не сделает…

Глерр приподнял брови.

– И ты так утверждаешь, потому что?.. Сколько дней ты его знаешь? – Не дожидаясь ответа, он продолжил: – Вот я знаю его три года, и, поверь, мне этого достаточно, чтобы не сомневаться в его словах.

На меня накатил приступ тошноты, и я часто задышала, чтобы справиться с ним. А потом сказала:

– Ферну не обязательно знать о нашей… договоренности.

Юноша пожал плечами.

– Даже если так, не вижу для себя никакого смысла.

– Ты можешь и дальше писать мой портрет.

Глерр отвернулся и принялся изучать картину напротив, словно мое предложение его совсем не заинтересовало. Плечи у меня опустились, и я растерянно замерла, не зная, что еще сказать. Вдруг юноша искоса посмотрел на меня.

– Что в этой карте такого особенного?

Застигнутая врасплох, я начала лихорадочно соображать.

– Ты знаешь, что Ронс Террен долгое время жил в Зенноне? Там осталась подобная карта, только побольше… А твоя очень на нее похожа и… напоминает нам с Кинном о доме. – Я уронила голос до шепота и опустила голову – в конце концов, я сказала почти правду.

– Хм…

Босые ноги Глерра мягко прошагали по паркету и остановились передо мной. Подняв глаза, я столкнулась с его изучающим взглядом.

– Что ж… Я ведь уже говорил, что искусство призвано обнажать красоту. Вопрос в том, насколько ты готова обнажить свою красоту ради искусства.

Его взгляд соскользнул с моего лица вниз, на грудь, а я окаменела, чувствуя, как кровь отхлынула от щек, а сердце закололо. Наконец, придя в себя, я шагнула назад.

– Нет!

Глерр снисходительно хмыкнул.

– Дорогая, вероятно, ты неправильно меня поняла. В отличие от большинства вульгарных типов, я по-настоящему ценю женскую красоту и вижу своей целью ее превозносить. А все эти условности, – он сделал изящный жест рукой, имея в виду, очевидно, мое платье, – лишь мешают.

Его доводы меня совершенно не убедили, и я еще раз четко сказала:

– Нет!

Он раздраженно вздохнул.

– Видно, зеннонцы и правда закостенели в своих предрассудках. Что ж, воля твоя… Но в таком случае, – синие глаза холодно блеснули, – разговор окончен.

Он открыл дверь и, дождавшись, пока я выйду, сказал мне вслед:

– Придется вам поискать что-нибудь другое, что напоминало бы о доме.

Пока я стремительно шла через комнаты, мне хотелось выть от разочарования и возмущения. Мне ничего не удалось добиться от Глерра, а то, что он предлагает, – исключено!

Однако на лестнице меня догнала другая мысль, и я остановилась.

А вдруг Глерр