о чем он говорил, а я-то… – Кьяра вдруг истерично рассмеялась и, вытирая выступившие на глаза слезы, пробормотала: – Да, семейка у меня что надо…

Дождавшись, пока она успокоится, я тихо спросила:

– Ты знаешь, что мама умерла? Когда мне исполнился месяц.

Она хмуро бросила:

– Знаю. Сестре Миларе пришло письмо.

Я хотела спросить, от кого, ведь это значило, что отец или дядя – или оба – точно знали о том, что у меня есть сестра, но Кьяра не дала мне заговорить. Она четко произнесла, глядя на меня серо-голубыми с зеленью глазами, так похожими на глаза мамы:

– Лучше я скажу тебе сейчас, чем потом. Ты хотела со мной поговорить – мы поговорили. Но не пытайся со мной подружиться. Не пытайся стать моей сестрой. У нас с тобой общая кровь, вот и всё.

И, развернувшись, она оставила меня сидеть на скамейке одну.

Глава 9

Когда Кьяра ушла, на меня снова накатила тошнота, и я долго умывалась и пила прохладную воду из фонтанчика. А потом в полуобморочном состоянии отправилась домой.

Не пытайся стать моей сестрой.

Сердце сдавило от боли, и стало трудно дышать.

Прежде я и представить себе не могла, через что прошла Кьяра, и теперь понимала, что для нее поступок мамы был равноценен предательству, но… У меня в голове не укладывалось, почему мама, которая хотела забрать дочь, вдруг снова вышла замуж, да еще родила меня. Было ли это как-то связано с ее миссией – с осколками камня-сердца? И если сама она не могла покинуть Зеннон из-за деликатного положения, то почему не попросила отца привезти Кьяру? Или попросила, а он не согласился? Но даже если и так, разве я в этом виновата?

Не пытайся стать моей сестрой.

Я остановилась, не в силах сделать больше ни шага, и почувствовала, что меня затягивает в черную свистящую воронку.

– Вира! Где ты была?.. С тобой всё в порядке?

Голос Ферна раздался совсем рядом – я попыталась ответить, но не смогла. Вдруг он сам возник прямо передо мной и, осторожно приподняв мой подбородок, заглянул в лицо.

– Посмотри на меня! – приказал он.

Перед глазами всё плыло, но я заставила себя поднять взгляд. Кажется, Ферн нахмурился:

– Что с тобой? – И тут же, не давая ответить, сказал: – Мы почти на месте. Идти сможешь?

Я медленно качнула головой, чувствуя, что мир начинает вращаться вместе со мной.

– Тогда держись, – пробормотал Ферн и, подхватив меня на руки, куда-то понес.

Уткнувшись в его грудь, я прикрыла глаза и постаралась вернуть размеренное дыхание. Сквозь качку и тошноту ко мне пробилась последняя мысль: у него другой запах. А потом я потеряла сознание.

…Мир возвращался фрагментами.

Горечь во рту. Ледяная вода на лице. Слепящий свет люминария. Ощущение невесомости. Холод. Сильная дрожь. Чей-то голос. Тепло. Наконец-то тепло…

Когда я окончательно пришла в себя, за окном сквозь полуприкрытые шторы светило яркое солнце – не знаю, сколько прошло времени, может, и немного. В этот раз я сразу почувствовала, что Ферн здесь и смотрит на меня, даже проверять не потребовалось.

Мне хотелось укрыться одеялом с головой и сбежать обратно в беспамятство, в простую, понятную темноту, но я не успела – меня поймал голос Ферна:

– Как ты?

– Я в по… – начала было я, но тут вспомнила слова Кьяры: «Не пытайся стать моей сестрой», – и мое горло сдавило.

– Вира?

Слезы, которые копились где-то внутри, вдруг хлынули неудержимым потоком. Я повернулась на бок и уткнулась в подушку, пытаясь заглушить рыдания. Кровать прогнлась под весом Ферна, севшего рядом. Он коснулся моего плеча и спросил:

– Что случилось?

Я разрыдалась еще сильнее: сердцу было так больно, словно меня раздирали чьи-то когти. Рука Ферна соскользнула с моего плеча, и я подумала, что сейчас он уйдет, оставив меня наедине с моим плачем. Но в эту же секунду он, утешая, ласково погладил меня по спине.

– Не держи всё в себе.

И пока со слезами наружу выплескивалась вся моя боль, Ферн сидел рядом, и через тепло, идущее от его ладони, в меня постепенно вливалось спокойствие. Когда слезы наконец иссякли, я попросила, пугаясь собственного сиплого голоса:

– Налей мне, пожалуйста, воды…

Тепло покинуло меня – Ферн встал и подошел к столику, где стоял графин с водой, а я с трудом села и утерла лицо.

– Держи, – он протянул мне стакан, и я поблагодарила его, не поднимая глаз.

Я вдруг осознала, чтó произошло после того, как я потеряла сознание. Покраснев от стыда, я торопливо отпила воды, чтобы справиться с неловкостью. Ферн не просто нес меня домой на руках – меня еще и вырвало, и ему пришлось со мной возиться: умывать и укладывать в постель.

Мне хотелось, чтобы он отвернулся, но вместо этого он сел на кровать, поджав под себя правую ногу. Через одеяло я почувствовала бедром его колено и непроизвольно подтянула ноги. Ферн сказал:

– Расскажи, что стряслось. Дело же не в теневой лихорадке? Или не только в ней? Я еще ни у кого не видел такой реакции, обычно всё ограничивается слабостью.

Глядя на отблески света в стакане, я ответила:

– Пока я ждала Кьяру в Оранжерее, Тайли угостила меня сушеными яблоками с сахаром и травяным настоем. «Солнечный день» или как-то так… Меня затошнило после него. Наверное, пустой желудок так отреагировал.

– Хм, «Солнечный день»… – в голосе Ферна прозвучала усмешка. – Помню, гадость еще та: горькая, но вообще-то безобидная. Может, у тебя непереносимость каких-то трав. Ну и теневая лихорадка. – Помолчав, он спросил: – А что потом произошло? После «Солнечного дня»?

Я провела подушечкой пальца по грани стакана и, стараясь не поддаваться желанию посмотреть Ферну в глаза, рассказала о своем разговоре с Кьярой. Под конец дыхание снова перехватило, и я допила воду, чтобы избавиться от комка в горле.

Я ждала, что Ферн что-нибудь скажет, но он мягко забрал пустой стакан, поставил его на прикроватную тумбочку и привлек меня к себе. Мое сердце тут же взволнованно забилось, жар охватил всё тело. И хотя тихий голос внутри меня прошептал: «Оттолкни его», – я не послушалась: сейчас мне совсем не хотелось оставаться в одиночестве.

Ферн прижал меня к себе еще крепче – его теплое дыхание касалось моего лица, я чувствовала, как поднимается и опадает его грудь, слышала, как бьется сердце. Его левая рука сжала мое плечо, а правая – медленно спустилась на талию, и вдоль позвоночника прошлись горячие иголки. Я