Тот только пожал плечами. Похоже, он был в прострации.

– А я вот что подумал… – осмысливая произошедшее, высказался я. – Все знают, что шаманы печать не ставят. А откуда у Ларка печать? Он ведь у орков родился.

Взгляды обратились к будущей жертве. Сейчас бы даже Чустам на его месте не смог бы остановить проснувшийся энтузиазм рабов. Ларк не сопротивлялся, он обреченно ждал, глядя на нас расширившимися глазами. Может, конечно, он хотел проверить… но я сильно сомневаюсь. Экзекуция ничего особенного не выявила – волдырь был обычным, то есть печать осталась. Несколько поудивлялись тому, откуда у него настоящая, но факт есть факт.

Окончательный вердикт решили вынести, когда спадет волдырь у Клопа. Хватило нас до следующего утра. Снятие кожи с ожога подтвердило отсутствие печати на мясе, пардон, тканях испытуемого.

– Слышь, Клоп, – разглядывая висок, спросил Чустам, – я ведь только половину печати прижег. Давай сразу вторую выжжем?

– Давай, – выдавил раб, вернее, свободный человек, но уж очень потухшим голосом.

– Ты чего ж, не рад? Вернешься домой. Родителей увидишь, братьев. У тебя братья или сестры?

– Пять братьев и три сестры.

Чустам присвистнул:

– Батя у тебя молодец, вообще вы, деревенские, насчет детей молодцы.

– А ты откуда, Чустам? – спросил я.

Ну просто интересно стало – у нас все деревенские, кроме Ларка, он по рождению степной. Сам я тоже родился в деревне, это уже позже родители переехали в мелкий провинциальный городок.

– Из Жиконского локотства.

– А именно? – поддержал мое любопытство Толикам.

– Из самого Жикона.

– Грандзон? – подковырнул Толикам.

– Ага, императорский, – ответил Чустам, – только вот печать сведу.

Местная иерархия не особо замысловатая, но тем не менее путаная штука. Вообще ее можно описать всего двумя словами – грандзон и балзон. Грандзоны – это придворные, принятые локотом или императором на эту должность, номинально считались выше балзонов, особенно если назначены императором. А балзоны – это землевладельцы. У тех и у других дети по-особому называются, система наследственности, выдачи земли во временное пользование и остальные заморочки, в которые я особо не вникал, но различия поверхностно на ус намотал. Для моего сословия все они назывались одним словом – если по-русски, то господа. Кто из них важнее по факту, никто толком из рабов не знал, но, собственно, как я понял, ничего нового – по наличию денежных средств и связей была и важность.

Весь день мы радовались за Клопа. Логика, разумеется, выла – теряем сильного крепкого бойца, – но радость тоже присутствовала. Настоящая, неподдельная. Радость, что хоть одному из нас можно не бегать по лесам, озираясь по сторонам и шарахаясь от каждого куста. К вечеру мы конкретно достали Клопа вопросами о его планах.

– Женишься, наверное, по весне? – Толикам очищал котел песком после похлебки.

Собственно, радости желудка, как бы их ни растягивали, сегодня закончились. Был сварен вместе с последней крупой последний кусочек сала. Если честно, он уже припахивал.

– Не надо, – Чустам имел свое мнение, – лучше погуляй еще по чужим.

– У нас в деревне нельзя. – Клоп, кажется, начал потихоньку приходить в себя. – Потом мужики скопом бить будут. Вот только если в соседнюю…

– А тебе куда идти-то?

– В Ививиатское.

– Не сильно далеко.

Клоп не ответил.

Остаток вечера Толикам и корм обсуждали, кто из них что бы сделал, будучи свободен. Клоп был погружен в себя, а мы с Ларком просто молчали. Ну а чего нам говорить, если ни тот ни другой пороха, в смысле жизни в этом мире, не нюхали. Я чувствовал себя не в своей тарелке, чего со мной давненько не было.

Утро преподнесло очередной сюрприз.

– Я останусь с вами, – заявил за камышово-корневым завтраком, так как в верши ничего не пришло, Клоп.

– Придурок, – прокомментировал корм.

– Согласен, – поддержал я.

И лишь мудрый Толикам спросил:

– Почему?

Клоп ответил не сразу, выдержав театральную паузу, благодаря которой его внимательно слушали уже все.

– Я вот как покажусь родителям, братьям… ушел в воины, вернулся рабом? Ну и вернусь. И что? Всю жизнь горбатиться на старосту и налоги? Да я раньше-то на месте не сидел. И обозы охранял, и в бучах всех…

Клоп некоторое время помолчал, никто не торопился ерничать. Видимо ощутив нашу молчаливую поддержку, он продолжил:

– Ну и вернусь я. Управляющий балзона узнает – выплату семье назначит. Мы ведь, получается, сами ушли, без бумаг – те, что увели, сказали, что империя потом пришлет. Да и что я там…

– Дурак, – осадил его Чустам. – Там ты вольный человек, назначат штраф – выплатишь. Бумаги выправишь. И можешь действительно в армию идти. А с нами чего достигнешь? Виселицы? А вернее всего – меча в брюхо. Долго ли мы такой славной командой продержимся? Корни-то с рыбой не надоели?

– Тебе, городскому, не понять. Думаешь, в деревне мясо едят?! Да когда голодный год или балзон налог повысит – на реке даже тычинки не найдешь, все вырвут и в муку перемелют, – повысил голос Клоп. – Да и не в этом дело. Вы ради меня вон жизни чуть не отдали, а я сейчас, когда нужен, уйду? Понимаю ведь, что вам не выжить так. Сейчас вот шрам сойдет, и могу сходить чешую продать или там просто у проезжего что узнать…

– Мы так и так сдохнем, – прервал его Чустам. – Только не знаем когда. А у тебя может все получиться по-другому.

– Я не девка, чтоб уламывать. Не такой тупой, как ты считаешь. Понимаю, что ради меня говоришь. Все я понимаю. Сказал, не уйду. – Клоп встал и пошел к реке.

– Клоп! – окликнул я.

Он обернулся. Я, подумав, махнул рукой:

– Все равно придурок.

Когда Клоп ушел, я продолжил:

– А я согласен с Клопом. Пусть остается. Оформим себя ему в рабство.

– Это как? – заинтересовался Толикам.

– Да откуда я знаю?! Тебе виднее. Выкупит нас, скажем, из загона или еще как.

– Это же сколько денег надо? Да и у него самого документов нет.

– Сколько стоит лошадь?

– Империала три-четыре. Твоего и за пять, а в городе и за шесть можно попытаться.

Я пожал плечами. Остальное объяснять не требовалось. Понятно, что лошадей не хватит и нужны деньги – на взятки, на выкуп, нужны связи, но… просвет-то есть, пусть слабый, но есть.

– Дело говоришь, Хромой, – задумчиво покивал Чустам. – Не особо надежно, но попытаться можно. А там и вольную нам даст.

– Я вот одного не пойму, если алтыри так просто могут печати ставить, так уже почти вся империя в рабстве должна быть?