далеко, из глубины городка. Голос молодой, высокий, жаждущий. С ним приходит некое чувство – то ли боль, то ли прикосновение, – но кажется, что все ощущения стали одинаковыми.

Она – я – потратила напрасно столько времени, пытаясь понять разницу.

А теперь – ступени. Я пропускаю провалы, дыры, манящие меня к себе. Мое тело становится все легче, и я к нему привыкаю. Я выхожу в сад – одним движением, не топча воздух, как я делала прежде. Пусть он несет меня.

Я вижу, как тучи развеиваются одна за другой. Я так много всего вижу. Если я закрываю глаза, передо мной возникает изображение всего на свете, весь мир простерт передо мной, фрагмент за фрагментом. Я могла бы направиться туда. Но я останусь. Посмотрю на себя. Этого достаточно.

Ощущение такое, будто я снова расту… прострелы в сердце, как будто в меня попадает метеорит и растворяется между моими костями.

Я могла бы исследовать себя, изучить и показать всем результаты. И сказать, кто был прав, а кто ошибался. Какой-то мужчина-писатель сказал, что я буду отвратительна, одета в лохмотья – а я одета в ничто! – или буду восседать на троне.

Видимо, день клонится к вечеру. Солнце снова опустилось ниже, и я думаю, что это означает близость вечера. Где-то неподалеку мелодично звонят колокола.

Я лежу на стерне, колючей траве посреди поля, ощущая, как обжигает до красноты мою кожу свет какой-то далекой планеты. И тут я понимаю: меня могут увидеть. С самолета, дрона или с помощью еще какой-то тайной аппаратуры.

Я шевелюсь, сливаюсь с тенью, с подлеском… и ощущаю мир под собой, как теплое тело.

В траве что-то жесткое, деревянное, с запахом гнили, наполняющей трещинки. Обрывок разлохмаченной веревки. Видимо, это то, что осталось от тарзанки.

Я смотрю, как по гнилой деревяшке ползет мокрица, и пытаюсь представить себе сиденье тарзанки, когда она была новенькой и скользила к небу.

Я иду к деревьям. То есть теперь я ползу и чувствую, как живот задевает траву. Брюхо, как у тигра, низкое, шерстистое, касается земли.

Зелень проникает внутрь меня – сырость, тропинки… мои руки испачканы землей, трава становится выше, доходит мне до шеи. Она просится ко мне в рот.

Темнота не такая густая, как мне хотелось бы: ее тут и там прореживает свет, он выгрызает в ней куски и расплющивает ее.

Я думаю, что здесь сила притяжения наконец-то отпустит меня. Я буду падать вверх и вперед. И упаду к звездам.

Похоже, я голодна. Теперь все стало сложнее. Я прислушиваюсь. Сколько же разных видов голода – скребущий, стонущий, приближающийся.

Тысяча ощущений. Не одно – теперь я это понимаю.

Думаю, мои новые руки будут хороши для собирания ягод. Так оно и есть. Некоторые растут слишком низко, чтобы я могла сразу схватить их зубами, а до других надо дотягиваться, стоя на цыпочках. Во рту меня кисло-сладко от ягод.

Я прислоняюсь к стволу дерева и кладу голову на плечо. Мне не холодно, хотя, по идее, должно быть, и мне не страшно, и это самое лучшее. Впереди меня – сияющий мрак ночи. В полутьме шевелятся деревья.

Теперь я могу спрятаться внутри собственного тела. Я могу закрыть глаза.

Меня будит не то медведь, не то землетрясение. Нечто такое, что схватило раннее утро и сломало пополам. До пробуждения было вот что: полный живот и сладкий отдых. А потом – угроза, огромная, повисшая надо всем на свете.

Мотор. Вот что это такое, догадываюсь я. Шум мотора, но на этот раз не на дальнем шоссе, а намного ближе. Рядом с домом.

Страх. Впервые за все время страх… яснее всего прочего. Холодный свет, пронзающий меня. Мне нужно уходить.

Несколько движений – и я близко к дому. Теперь я почти невесома, я способна совершать огромные прыжки, как во сне. Волнение и страх – это одно и то же.

Моя голова вертится из стороны в сторону, я вижу все вокруг себя.

Каждый листок на каждом дереве, и все листья покачиваются, словно хористки. Прекрасная, блестящая толпа.

Я знаю, как прокрасться за угол, чтобы меня не увидели, как выйти на дорогу, чтобы никто меня не заметил. Но что-то идет не так. Я слышу голоса, выкрикивающие мое имя при свете нового дня. Слишком рано. Слишком быстро.

Они не могут меня увидеть – такую!

Мысль пролетает в моем сознании, ее словно бы кто-то шепчет, кто-то другой.

Я должна идти, должна добраться до дороги. Тяжесть снова давит мне на плечи, клонит вниз. Но мое сердце бьется чаще, чем когда бы то ни было раньше. Теперь одно-единственное чувство – гул, воспламенение, готовность.

Я открываю рот, чтобы издать звук. Звук получается резким, душераздирающим воплем.

Я снова произвожу его.

Шум мотора звучит вновь. Возможно, машина проворнее меня. Нет времени прятаться. Остается только одно место – церковная колокольня. Колокола звонят. Вот ступени, мне легко ступать по ним. Шум мотора стихает рядом. Звучат голоса. Но я выше них. Дыхание срывается с моих губ клоками, обрывками.

Наверху дверь с табличкой, с предупреждением.

Я открываю ее – открываю путь к дню. Весь городок передо мной как на ладони – такой, каким я его себе мысленно представляю.

Улицы, шоссе, окраины большого города.

Я вижу все, все: то, какой я представляла себе свою жизнь, людей, с которыми я проводила дни.

А где-то там – ее дом.

Мой дом. Пэдди. Тэд.

Джейк.

Снизу доносятся крики и шаги, они все ближе.

И вот… я хватаюсь за край камня.

Я приседаю, втягиваю голову в плечи, смотрю по сторонам. Двигаюсь к самому краю, а смотрю вдаль.

Я смотрю на свет.

Я взлетаю.

Примечания

1

Перевод В. Постникова. – Здесь и далее примеч. пер.

2

Перевод С. А. Ошерова.

3

Флипбук (aнгл. flipbook) – особая книжка с рисунками для скоростного перелистывания. Скрепленные вместе, немного отличающиеся друг от друга рисунки, при быстром перелистывании создают оптическую иллюзию движения. Первые флипбуки были запатентованы 16 мая 1882 года в Соединенных Штатах Америки Генри Ван Говенбергом.

4

Трикотажные спортивные брюки, слегка