Несмотря на все препятствия, неожиданно мне выпал шанс попасть туда, когда мой коллега Майкл Хенс, тоже интересовавшийся Секхаром, получил из Лхасы известия о предоставленном нам разрешении. Правда, по прибытии в Тибет мы обнаружили, что агент, занимавшийся нашими разрешениями, наобещал гораздо больше, чем смог сделать: служба безопасности в Лхасе нам отказала. Пытаться попасть в Секхар без разрешения было бессмысленно, так как дорога перекрыта полицейскими и армейскими блокпостами. Не желая сдаваться в самом начале поездки, мы решили доехать до Цзетанга, откуда начиналась дорога на Лхо-драк, и предпринять еще одну, последнюю попытку убедить региональную службу безопасности, чья штаб-квартира находилась в Цзетанге. После переговоров и просьб, передаваемых нашим переводчиком Таши, вердикт остался неизменным: «Никаких разрешений на въезд в Лходрак!»

Отчаявшись, мы уже собирались уезжать, когда в курительную вошел комендант полиции в чине полковника. В ярости оттого, что мы зря отнимаем время у его подчиненных, он грубо велел нам убираться. В этот момент его взгляд упал на карту Южного Тибета, которую я приобрел в Нью-Дели. Явно взволновавшись, он выхватил ее у меня и поспешил в свой кабинет. «Ну вот, теперь нас арестуют как шпионов», — прошептал побледневший Таши. Но комендант вернулся довольный и заявил, что моя карта подробнее, чем его собственная. Может, поменяемся? Я, разумеется, согласился, и через пять минут мы выехали с поста, радуясь лежащему в моем кармане вожделенному разрешению. Комендант даже дал мне свой прямой номер телефона на случай, если возникнут проблемы. На пути в Лходрак дважды нас останавливали армейские посты, не давая двигаться дальше, несмотря на разрешение с официальной печатью, поскольку с 1950 г. в этих местах не было ни одного иностранца. Но каждый раз комендант Цзетанга держал свое слово и подтверждал, что наше разрешение действительно.

До Лходрака мы добирались долго. Дороги были в ужасном состоянии, и часто приходилось взбираться по узким и опасным подъемам, но мы, кроме того, и сами несколько раз отклонялись от маршрута. Десятки лет никто из иностранцев не путешествовал по этим краям, и мысль посетить по дороге места, столь долго бывшие запретными, была так соблазнительна, что устоять было просто невозможно. Вначале мы направились в Лхунцзе, где далай-лама XIV провел две ночи в марте 1959 г., во время бегства в Индию. Отсюда он объявил о создании тибетского правительства в изгнании. Приятным сюрпризом оказалось то, что прекрасные фрески XVII и XVIII веков в Чилэе и Тракор-Гонпа были не повреждены: эти монастыри служили во время «культурной революции» амбарами, и поэтому их не разрушили. Затем мы отправились на юго-восток, чтобы посетить монастыри Мавачок, Бенпа-Чакдор, Кхотинг-Лхаканг и Качу. Пожилой настоятель уверял нас, что мы — первые иностранцы, посетившие его монастырь. Эти четыре гонпа (монастыря. — Примеч. пер.) с 1980 г. находятся на реконструкции, но в них есть несколько древних бронзовых статуй, во время «культурной революции» спрятанных в пещерах. Среди них незабываемое впечатление производит большая статуя бодхисатвы, датируемая XIII веком.

В Лходраке поражает количество средневековых каменных башен, разбросанных по всей местности, некоторые из них достигают 30 м в высоту. Многие из них служили сторожевыми башнями, будучи расположены на отшибе в долинах или на вершинах гор; другие стоят в центре маленьких поселений, во время войны в них укрывалось местное население. Хотя такие башни можно найти повсюду в Тибете, две наиболее знаменитые — это Юмбу-Лхаканг, царская крепость к югу от Цзетанга, и окутанная тайной башня Миларепы в Секхар-Гутхог.

Миларепа, родившийся в XI веке, происходил из богатой семьи. Он в раннем возрасте потерял отца. Дядя обманом лишил их с матерью наследства, и семья впала в нищету. По настоянию матери Миларепа стал изучать черную магию, чтобы отомстить обидчику. Вскоре юноша стал наводящим ужас чародеем. Во время свадьбы сына своего вероломного дядюшки Миларепа обрушил дом, в котором происходило торжество, и все, кто в нем был, погибли. Он заставил бури с градом бушевать на полях своей родной деревни, а затем уничтожил ее наводнением. Осознав, что своими действиями навлек на себя крайне дурную карму и что переродиться ему определенно предстоит в аду, Миларепа раскаялся в грехах и обратился к известному буддийскому учителю Марпе с просьбой указать ему путь к искуплению.

Чтобы снять с Миларепы дурную карму, Марпа подверг ученика жестоким духовным и физическим епитимьям, который привели его на грань самоубийства. Среди прочего Марпа велел Миларепе выстроить каменную башню. Но у Марпы-землевладельца был договор с соседями, запрещавший возведение укрепленных башен. Он обманул их, заставляя Миларепу трижды разрушать наполовину выстроенные башни и строить заново на новом месте. Соседи не принимали всерьез четвертую попытку, пока не стало слишком поздно. Теперь Марпа был владельцем мощной девятиэтажной башни, контролировавшей вход в узкую долину. Он умело сочетал духовное очищение Миларепы со своими политическими целями. Для Миларепы четырехкратное возведение башни, сперва округлой, затем серпообразной, потом треугольной и, наконец, прямоугольной в сечении, означало многократное разрушение своей злой сути и постепенное создание новой духовной сущности. Наконец, епитимья Миларепы была завершена, и Марпа начал посвящать его в высшие учения, после чего Миларепа, чье имя означает «Мила в хлопковых одеждах», много лет предавался аскетизму и медитации. Он умер в возрасте за 60 лет, выпив отравленного кислого молока, поднесенного ему завистливым помощником-писцом. Миларепа был духовным отцом школы Кагьюпа и величайшим поэтом Тибета.

Следуя течению реки Дзе-Чу, мы добрались до Секхар-Гутхога через неделю после того, как выехали из Цзетанга. Мы с Майклом горели желанием увидеть, насколько хорошо сохранилась башня, и выяснить насчет фресок. И мы не были разочарованы! Башня Миларепы, почти нетронутая, вздымалась в центре Секхар-Гутхога. У ее основания приютились несколько зданий более позднего времени. В 25-метровой башне было 9 внешних и 7 внутренних ярусов; единственное, чего не хватало, — это позолоченной металлической крыши. Мы забрались внутрь, и в «часовне Марпы», как мы прозвали между собой третий внутренний ярус, наши факелы осветили чудесные фрески в отличном состоянии, совершенно неизвестные за пределами Тибета. Если не считать незначительных повреждений, причиненных водой из-за протекающей крыши, они удивительно хорошо сохранились.

Эти фрески, никем прежде не описанные и не сфотографированные, ориентировочно были созданы в XIII веке, вскоре после того, как башня Миларепы была превращена в культовое здание. На них представлены пять трансцендентных будд — Амитабха, Амогхасиддхи, Акшобхья, Ратнасамбхава и Вайрочана, а также исцеляющий будда Бхайшаджьягуру, будда Амитайя, исторический будда Шакьямуни и один из будущих будд, Майтрея. Еще более удивительны изображения почти в натуральную величину Наропы, Марпы и Миларепы; изображения последних двух — старейшие из существующих на фресках. Находка ошеломила нас, и мы провели несколько часов, разглядывая картины, которые трепетали в свете наших факелов, будто живые.

Когда мы стали спускаться, Таши вылез из самого верхнего окна на узенький внешний карниз. Он стал медленно обходить башню по часовой стрелке, балансируя в 20 метрах над землей. Мы с Майклом затаили дыхание, молясь, чтобы крепления цепи, за которую он держался, не вылетели от натяжения из стены. Такой обход башни, на полпути между небом и землей, — это форма хоры, требующая чрезвычайной смелости (позже мне пришлось наблюдать нечто подобное в Восточном Тибете). Я воздержался от повторения подвига Таши, решив, что с меня хватит уже пройденной хоры вокруг горы Кайлаш.