Друзья Тоби, как выясняется, в большинстве своем работают вместе с ним на Би-би-си: продюсер, редактор программ, диктор по имени Мартин Сондерс. Они не могут поверить, что у Джима нет телевизора и он не смотрел его уже много лет, но с возрастающим интересом слушают рассказ о жизни в Трелони-хаус — об общей мастерской, огороде, строгом разделении обязанностей.

— Коммуна, — произносит один из них; Джим не запомнил его имени.

Джим неловко ерзает на стуле. Он знает, как большинство людей воспринимают слово «коммуна».

— Мы предпочитаем называть это колонией. Художественной колонией.

Человек кивает в ответ, но Джим видит, что его не слушают.

— Понятно, колония. А как вы там оказались?

Складское здание в Бристоле, застывшие тени от лодок, темная вода, свежесть поцелуя Хелены… Потом она повела его к себе — Хелена остановилась у друзей в Редленде; множество людей махали им на прощание из гостиной сквозь клубы дыма от марихуаны.

Кожа у нее была бледной и теплой на ощупь; движения ее тела в одном ритме с его собственными дарили Джиму совершенно новые, замечательные ощущения. Когда потом они лежали без сна, Хелена спросила:

— Не хочешь поехать со мной в Корнуолл, Джим? Сегодня.

Джим открыл рот, чтобы сказать «конечно же я не могу», а вместо этого услышал собственный голос:

— Почему бы и нет? Просто на выходные.

В понедельник он позвонил из Сент-Айвз в «Арндейл и Томпсон» — сообщить, что заболел и появится на следующий день. Так он и сделал; но через неделю подал заявление об увольнении, а еще спустя месяц погрузил вещи в машину и покинул Бристоль навсегда. Мать не устроила своей обычной истерики — спасибо тете Пэтси, которая приехала к ней на первое время, — и даже лечащий врач Вивиан поблагодарил Джима.

— Вы сделали для нее больше, чем многие сыновья на вашем месте.

Сейчас человеку, чье имя он не может вспомнить, Джим отвечает:

— Разумеется, я встретил женщину. И поехал вслед за ней. А как еще?

Собеседник улыбается и поднимает стакан.

— За это стоит выпить. У вас ведь скоро открывается выставка на Корк-стрит, верно?

— Да. Предпоказ в понедельник.

— Отлично. Вот что, Джим. Я расскажу о вас нашему редактору. Может быть, пришлем съемочную группу. Выйдет хороший материал для раздела культуры.

— Я не уверен…

Джим на минуту представил себе, как воспримут эту идею Говард и Кэт: мясистое лицо Говарда краснеет, ладонь в застарелых шрамах опускается на стол.

«Исключено. Как тебе такое могло прийти в голову? Это противоречит всем нашим…»

— Ну, посмотрим. Но в понедельник я бы зашел посмотреть на вашу выставку.

Джим поднимает бокал и говорит неправду:

— Буду рад вас видеть.

Когда пиво допито, Тоби объявляет: пора идти.

— Чей день рождения празднуем? — интересуется Мартин.

— Антона Эделстайна, — отвечает Тоби. — Мой школьный приятель — помните, был на рождественской вечеринке? Он судовой брокер.

— Помню, — энергично кивает в ответ Мартин. — Брат Евы Кац. Или теперь она снова Ева Эделстайн?

Сердце Джима готово выскочить из груди. Медленно и осторожно он произносит:

— Ева Кац?

Мартин поворачивается в его сторону:

— Да, она писательница. Жена Дэвида Каца — точнее говоря, бывшая жена.

Он с интересом смотрит на Джима своими серыми глазами:

— А вы ее знаете?

Джим пожимает плечами:

— Почти нет. Встречались однажды в Нью-Йорке, на бродвейской премьере «Богемы».

Мартин понимающе кивает.

— Очаровательная женщина. Как-то я пытался с ней закрутить… Но слышал, у нее роман с Те-дом Симпсоном из «Ежедневного курьера». Повезло ему! Теду сейчас, наверное, не меньше пятидесяти, я думаю.

На Риджент-стрит они берут два такси. Сидя в машине, которая несется по Трафальгарской площади, затем мимо Уайтхолла и через Миллбэнк, Джим думает о Еве Кац. Сколько лет они не виделись? Восемь — и последняя их встреча длилась не больше часа. Но если вспомнить всех, с кем он общался за эти годы, на множестве вечеринок — в Корнуолле они случались реже, и тем не менее счет этим быстрым, обрывочным разговорам шел на сотни, — никто не оставил в памяти такой след, как Ева, ее лицо во время той давней беседы.

Один раз Джим даже нарисовал Еву по памяти. Не совсем так, конечно: он увидел фотографию в газете — она стояла в облегающем платье рядом с Дэвидом Кацем на какой-то премьере. Хелена настойчиво интересовалась, кого он изобразил, возможно, даже ревновала. Но картина не получилась: не удалось уловить выражение — задумчивое, немного строгое, — заинтересовавшее Джима в ней когда-то. Потом, погрузившись в хлопоты отцовства и ежедневную работу, он перестал думать о Еве. Но сейчас, когда такси подъехало к длинному дому георгианской эпохи, из ярко освещенных окон которого доносились звуки музыки и громкие голоса, Джим испытал внезапное волнение при мысли, что опять увидит ее.

Внутри дом оформлен с подчеркнутой элегантностью — всюду белая лакированная мебель. Джима представляют приветливому человеку с густыми бровями — это и есть Антон Эделстайн, темные глаза выдают родство с Евой — и его жене Теа, стройной, неэмоциональной блондинке. Тоби с друзьями толпятся в саду у складного стола, где сервированы закуски. Джим тоже подходит, кладет себе на тарелку сыр, холодное мясо, цыпленка по-королевски, но все время отвлекается, оглядываясь по сторонам в надежде увидеть Еву среди толпы незнакомцев. И наконец это происходит — он замечает ее в кухне, Антон как раз наполняет стакан сестры.

Она оказывается выше, чем ему запомнилось, на ней черный комбинезон и туфли на танкетке. Темные волосы заколоты высоко и открывают шею; Джим забыл, какая у Евы ровная, матовая кожа. Она оглядывается вокруг, будто почувствовав на себе чей-то взгляд; видит Джима и отводит глаза без улыбки. Джим краснеет и отворачивается. Ясно, что она не узнает его.

— Привет.

Голос Евы раздается у него за спиной. Джим оборачивается и видит ее рядом. На этот раз Ева улыбается, но неуверенно, словно сомневаясь в его реакции.

— Джим Тейлор, верно? Мы встречались однажды в Нью-Йорке, в «Алгонкине». Вы, наверное, не помните меня. Я Ева Кац.

Ему становится радостно — она не забыла его, она его узнала. Джим собирается сказать: конечно же, я вас помню, — но, разумеется, не успевает.

— Ева!

Мартин опускает свою тарелку, чтобы протиснуться поближе, целует Еву в щеку.

— Выглядишь потрясающе.

— Спасибо, Мартин. Рада тебя видеть.

На несколько минут Ева оказывается потерянной для Джима; к ней подходят все новые люди, она болтает с ними о том, как обстоят дела на Би-би-си, звучат разные имена, ничего не говорящие Джиму. Однако, прислушиваясь к беседе, он узнает кое-что интересное: оказывается, у Евы только что вышел роман (как он мог не заметить? Надо будет поговорить с Говардом насчет доставки в колонию газет); раньше она работала в отделе литературы в «Ежедневном курьере»; а сюда пришла в сопровождении Теда Симпсона, знаменитого журналиста.