– Есть какие-то проблемы?

– Местные горожане, жители Илиуса, знают магистратов, уважают их и без колебаний последуют их указаниям. Но селяне – народ особый. – Горан немного помолчал. – Я сужу по сельским жителям Лейоса. Они… не то чтобы не доверяют властям, просто относятся к ним скептически.

Гейвин махнул рукой, отгоняя муху.

– И что вы предлагаете?

– Вы должны поехать туда сами, – высказал предложение Горан. – К вам они прислушаются быстрее, чем к магистратам.

– Они меня не знают, – заметил Гейвин.

– Они знают, кто вы такой. Кроме того, они знают ваших родителей и доверяют им. А еще они знают вашу сестру Атланту. Она провела много времени на фермах и виноградниках в пригородах Илиуса.

– Она интересуется растениями, – тихо проговорил Гейвин.

Девятнадцатилетняя Атланта, старшая из двух его сестер, любила Акору почти так же сильно, как и он сам.

– Во всяком случае, люди отнесутся к вам с большим доверием. Я считаю, что ехать должны вы.

– Вы, верно, не представляете, сколько дел здесь надо переделать.

– Я сам прослежу за их выполнением, – вызвался Горан. – Послушайте, мне надо поймать прилив, поэтому я буду торопиться. Если вы поедете сами, там будет меньше споров и проволочек. Мы сэкономим драгоценное время. Подумайте над моим предложением!

Когда Горан ушел, Гейвин последовал его совету. Он планировал остаться в Илиусе и помочь в сборах, но Горан прав. В Англии и во всех остальных странах горожане и сельские жители не всегда одинаково смотрели на жизнь. Атреус умел их сплачивать, однако его магистраты не обладали искусством дипломатии. В большинстве своем резкие на язык люди, которые очень четко знали, как следует поступать в том или ином случае, и не терпели возражений.

Что ж, пожалуй, ему следует отправиться за город. И не одному. Да, он заставил Совет озаботиться кризисной ситуацией и принять срочные меры, однако, как бы ему ни хотелось приписать эту заслугу исключительно собственному красноречию, он прекрасно понимал, что поворотным моментом собрания стало упоминание Персефоны про письмо Атреуса. Она лучше, чем он, оценила настроение советников и поняла, как их можно убедить.

Она поможет ему повлиять на умы селян. К тому же подвернулся хороший повод побыть с ней вдвоем.

Гейвин криво усмехнулся. Они провели порознь всего одну ночь, а он уже ищет повод для новой встречи!

Закончив свои дела на тренировочном полигоне, он быстро сполоснулся под душем (установленным для водных процедур баком с водой), надел свежий килт и отправился в город.

Въехав в Илиус, он поразился произошедшим переменам. Очаги стояли холодными: из печных труб не вырывались струйки дыма. Пешеходные дорожки перед жилыми домами и магазинами, обычно чисто выметенные, покрыты пылью и песком, нанесенным с берега. Веревки для сушки белья пустовали. По улицам не прохаживались под ручку пары, не бегали дети. Нормальная жизнь города была парализована, возможно, навсегда.

На Гейвина накатила волна доселе неизведанного горя. Ему показалось, что залитая солнцем улица и все находящееся на ней вдруг исчезло, погрузилось в небытие. Он моргнул, и мир вернулся на прежнее место. Все последние месяцы, с тех пор как он впервые заподозрил, что вулкан просыпается, Гейвин запрещал себе думать о возможной гибели Акоры. Сначала он надеялся, что его опасения не подтвердятся. Однако очень скоро ему пришлось признать безосновательность таких надежд. Но даже тогда он старался не делать выводов. Хватаясь за практические задачи, он держал свои чувства в узде.

До настоящей минуты. Стоя под ярким солнцем, глядя на холодные очаги и серьезных детей, он больше не мог отрицать своей любви к Акоре, которая стала частью его самого. Мысль о том, что он может ее потерять, причиняла невыносимые страдания.

В нем с детства воспитывали мужественность, умение противостоять ужасам смерти. Но надвигавшаяся беда грозила сломить его дух. Он судорожно вздохнул и вдруг почувствовал, как кто-то ласково тронул его за руку:

– Гейвин… что с тобой?

Он обернулся и увидел рядом с собой Персефону, на красивом лице которой читалось участие. Ему сразу стало легче. Терзавшие его душу страхи слегка ослабели.

– Ничего. Я в полном порядке, – ответил он, стараясь не показывать своей слабости.

– Что-то не похоже. Может, ты перегрелся на солнце?

– О Господи, нет!

Несмотря на его близкое сходство с отцом-англичанином, даже летнее солнце Акоры не причиняло ему неудобств.

Гейвин внимательнее взглянул на Персефону и накрыл ее руку, все еще лежавшую на его руке, своей широкой ладонью.

– А я собирался тебя искать, – поведал он. Вчера, когда они расстались, Персефона казалась очень взволнованной, и сейчас Гейвин с радостью отметил, что она выглядит значительно спокойнее. – Горан предложил мне отправиться за город и сообщить селянам об извержении.

– Но под Илиусом несколько дюжин поселков. Ты не сможешь оповестить всех.

– Разумеется, нет. Я приеду в один из крупнейших поселков и поговорю с его жителями, а они передадут известие остальным. Главное – убедить людей, заставить их отнестись к вопросу серьезно.

– Горан прав, – без колебаний заверила Персефона. – Ты должен сам выехать.

– Поедем вместе.

Она удивленно вскинула брови, но Гейвин успел заметить в ее взгляде мгновенную вспышку удовольствия.

– У нас с Сайдой много работы, – попыталась возразить Персефона.

Он шагнул чуть ближе и взял ее за руку.

– Поедем! Ты помогла мне убедить Совет.

– Тебе помогло письмо Атреуса. Возьми его с собой.

– Сельские жители знают Атреуса и уважают его, но в отличие от советников они не придадут большого значения его письму.

– Я уверена, что ты без труда уговоришь их…

– Мужчин – возможно. Они обучались воинскому искусству и привыкли выполнять приказы. А вот женщины… – Он нагнул голову, и она ощутила на своей щеке его теплое дыхание. – Они требуют более деликатного обращения.

Она слегка отступила назад. Ее улыбка, смелая, вызывающая и крайне женственная, а также слегка осуждающая, смутила его.

– По-моему, ты научился уговаривать женщин с тех самых пор, как впервые их увидел.

Гейвин улыбнулся:

– Ты так думаешь?

– Да. И все-таки я поеду с тобой.

Гейвин не ожидал, что она согласится. Однако, будучи человеком разумным, он не стал искушать судьбу, высказывая удивление или недоверие, а предложил:

– Давай отправимся за город в фаэтоне.

Он не знал, умеет ли она ездить верхом, а дорога предстояла не ближняя. На Дейматосе он не видел лошадей, и вряд ли она имела возможность обучиться искусству наездницы за время своих редких визитов на Илиус. Заметив, как загорелись глаза Персефоны, Гейвин понял, что не ошибся: ее явно обрадовало его предложение.