– Ты сам-то откуда взялся? – говорить, только бы не думать, не вспоминать.

– Вчера мы с друзьями пришли за реку. Потом пропал Толстый, девчонка все причитала, что никуда без него не пойдет. Мы с Марком разделились, и теперь я не знаю, как попасть домой.

– Вчера говоришь? – Точно неприкаянный. Такие часто ничего о себе не помнят после дня смерти. Сколько же лет он здесь шляется? Скоро совсем прозрачным станет, даже такие как Жора его не увидят. Видать похож он на батю пацана, раз тот его так называет. Да ему не сложно, подыграет, авось и поможет чем. – Сынок, твой дом теперь здесь.

– Не верю! – Пацан оказался очень близко, от него тянуло холодом и болотной вонью. – Забери меня! Я домой хочу! Не буду больше убегать, честно!

– Здесь твой дом, я сказал. – Жора голоса не повышал, только представил между собой и пацаном защитную стену. Тот отшатнулся, зашарил слепо ладошками, будто по стеклу. – Я ничем не помогу. Если ведьмы тебя убили, только они и могут тебя дальше отправить.

– Это не ведьмы сделали. – Мертвец склонил голову набок. – Ведьмы там были и сказали, что не дадут меня в обиду, а тот другой ответил, что он в своем праве. Сказал, что ведьмы забрали одного из них, за это они заберут меня. Почему меня? Я ведь ничего не сделал!

Пацан начал кричать, кидаться на прозрачную преграду. Жоре стало его жаль. Пусть он не его отец, да сердце ведь не железное, все чувствует. Дома у него есть Мишка, который его за пустое место считает, не то что батей назвать. Вроде и вымахал лось, в душе все равно подростком остался и бунтует совсем по-детски.

Внезапно Жору качнуло так, что едва на ногах устоял. Покойник наблюдал, не делая больше попыток прорваться, только глазюки щурил. Стена пошла трещинами, чуть простояла и осыпалась искрами, которые тут же впитались в черную землю. Пацан не кидался, видать, совсем сил не осталось даже на то, чтобы присосаться. И смотрел теперь с нескрываемой жалостью.

– Ты не помнишь меня, – завел прежнюю песню. – Но и я, выходит, не вчера с друзьями за реку пришел? Ответь, папа.

– Не вчера. – Жора не чуял ног, тело стало ватным, непослушным. – Сколько точно ты здесь, не скажу, может, пять лет, может, и все пятнадцать. Ты умер, пацан.

– Знаю, – неожиданно выдал тот. – Помню, как под землю проваливался. Как кричал помню. Меня будто тащил кто снизу. Потом ворон прилетел. Слепой. Ворон и напугал того, кто меня у ведьм выменял на своего, потому я не весь под землю провалился. Больно.

Жору как током пробило. Это «больно» вдарило в челюсть, выбивая дух. Не помнил он пацана, точно не помнил! А вот это самое «больно» вдруг вспомнил. Руку, протянутую к нему, вспомнил и знакомца своего белоглазого.

Голова взорвалась изнутри, череп острыми краями осколков впился в мозг. Жора рухнул на колени, прикусив язык, отчего рот наполнился соленым, в глазах потемнело. Обхватил голову руками – цела вроде, не лопнула. С трудом веки разлепил, пацан стоит рядом, а пальцы его гладят седую Жорину макушку. От холода или еще по какой причине, но боль потихоньку отступила. Отдышавшись, понял, что подняться пока не сможет, нужно полежать. Этот не причинит вреда, силы в нем не осталось почти, не присосется. Если вообще собирался присасываться-то.

– Я его не видел, – голос пацана убаюкивал, – зато ты можешь посмотреть.

Он говорил и будто сам удивлялся, откуда берутся нужные слова. Ведь минуту назад себя не осознавал, не помнил, как здесь очутился.

– Он сказал, что я его часть.

– Чья?

– Не знаю. Показать тебе?

– Как покажешь, если сам не видел?

– Не знаю, а показать могу.

– Валяй. – Жора растянулся на земле, которая почудилась ему мягкой периной.

Больше он ничего не успел ответить, когда в легких вспыхнул пожар, рот моментально пересох, так что язык прилип к небу.

Над головой повисло серое солнце, почти без лучей, а сам он лежал теперь на мягком песке.

Так вот почему перина померещилась…

…Корабль прибыл в порт глубокой ночью, плотная духота сразу приняла его в свои объятия. Лука уже облачился в монашескую рясу и вышел на палубу, всматриваясь в непроглядную темень впереди. И как только капитан отличил место швартовки? Вскоре зрение начало выхватывать какое-то движение, к ним направлялись лодки, коих оказалось больше ожидаемого. Да кто же знал, как оно выйдет…

Из всей команды выжило чуть больше дюжины человек, среди которых четверо его братьев из обители. Трупы, раздувшиеся и почерневшие, измененные болезнью до неузнаваемости, выбрасывали за борт в надежде прогнать заразу. Потом этими же руками ели и от скуки устраивали кулачные бои. Почти все, кто касался тел, впоследствии погибали.

Это были самые страшные недели в его жизни, когда казалось, будто сам Господь отвернулся от людей, обделив милостью своей. Когда первый из братьев пожаловался на лихорадку, остальные принялись молиться усерднее, хотя и казалось, что подобное просто невозможно, а хворь непременно отступит, побоявшись сильного слова.

Язвы на покрасневшей коже проявились уже на следующий день, напуганные матросы попытались выбросить еще живого человека в море, но братья встали стеной, не позволив творить бесчинство.

– Лука! – Едва слышный голос разбудил его среди ночи, когда настала его очередь нести дежурство. – Лука, подай воды. Пить хочу.

Он зачерпнул из бочки пахнущую кислым воду, поднес миску к растрескавшимся губам несчастного. Пить тот почти не мог, больше проливал на себя. Наконец с трудом поднял руку, отводя посудину в сторону. Пресная вода здесь была на вес золота, расплескивать ее зазря никак нельзя.

– Слушай меня, Лука, только не перебивай. Зря мы отправились в такую даль, все напрасно.

– Не говори так, брат Тихон! – Лука тут же позабыл о данном обещании не перебивать. – Сам Господь нас ведет, неужели ты не видишь?

– В том и дело, что вижу. Пустые корабли сколько раз нам уже попались на пути? Можешь не трудиться отвечать, даже одного уже было чересчур. Все на тех судах умерли, никто не спасся.

– Они не спаслись, потому как в божье писание не верили! Мы – другое дело!

– Мне понятна твоя горячность, – Тихон закашлялся, на рубаху попали капли алой крови, – сам таким был. Только гордыню надо усмирять. Господь всем помогает, и верующим, и нет, для него не существует разницы. Здесь же он сам наслал на людей кару! Не перебивай, прошу, мне недолго осталось.

Лука промолчал, закусив губу. Чего такое Тихон несет? Отвернулся от Небес, вот и мается теперь!

– Сон я видел, в нем ко мне явился ангел и рассказал все. Мор по всей земле идет и еще не скоро схлынет. Через язвы эти мы души свои очистим. То, зачем ты отправился в путь – погибель, но не спасение. В обители уже никто тебя не ждет. Поворачивай сразу обратно, как только на суше окажешься.