И тут меня осенило. А что, если…

Я сунул руку за пазуху и вытащил Кэпа. Может, удастся пробить «кротовую нору» в пространстве и свалить с этой проклятой арены?

Нет, дохлый номер… После излечения сотника Еремея артефакт был едва жив. Трудно далась ему сложная операция по оживлению трупа. Кэп сам был готов вновь превратиться в безжизненный камень. Лишь слабая мерцающая точка в середине артефакта свидетельствовала о том, что он пока еще не впал в анабиоз. Что ж, значит, увы. Не прокатило. На этот раз точно придется подыхать. Ну ладно, хоть на арене, а не черт знает где и как. И они, мать их, все запомнят, как умирают сталкеры!

Я совсем уже было собрался засунуть Кэпа обратно во внутренний карман камуфлы, вытащить «Бритву» и показать этим уродам, собравшимся поглазеть на чужую кровь, что есть такое наш последний и решительный бой. Но внезапно окрик Кречетова остановил меня:

– Слышь, сталкер! Откуда это у тебя?

– От верблюда, – буркнул я. – Тебе-то какая разница?

– Это «проводник», верно? – не унимался Кречетов. – Я не ошибаюсь?

– И что? – пожал я плечами. – Сам же видишь, он еле живой…

– Снайпер, скажи ему, чтоб меня отпустил, – жалобно попросил Фыф. – А то тащит честного шама, как мешок с дерьмом.

– Снайпер? – глаза Кречетова округлились. – Ты? А что у тебя с лицом?

– Побрился, – скривился я. И добавил уже для всех: – Ну что, по ходу, минута наша вышла. Пора готовиться достойно отправиться в Край вечной войны.

– Снайпер… Ну да, «проводников» в Зоне всего два, и первый – у лесника, – бормотал себе под нос Кречетов. – Как же я сразу… Стоп! Эй, Меченосец!

Я удивленно обернулся. В Зоне меня так вроде еще никто не называл. Интересно, откуда Кречетов в курсе? Или я чего-то забыл? Хотя сейчас-то какая разница…

– Слушай внимательно, – быстро затараторил профессор. – Ты же умеешь замедлять личное время, верно? Не отвечай, я это и так знаю. Короче. Тот, кто умеет его замедлять, должен уметь и останавливать. Пусть ненадолго, но должен. Это же логично, верно? Так вот. Если я сейчас выстрелю из пушки Гаусса энергетическим зарядом в твой артефакт, он зарядится. Мгновенно. Но ты должен успеть…

– Начали!!! – истошно заорал матюгальник, и я увидел, как в нашу сторону неспешно отправились мутанты. Недалеко им идти, всего-то стадион пересечь. Могли бы и в несколько прыжков преодолеть, просто болотный ктулху, которого остальные муты априори признали вожаком, тон задает. Неторопливо так ведет свою стаю через арену. Играет на публику.

– Понты колотит, паскуда, – прошипел татуированный, недобро скалясь. – Ничо, я и до его мозгов доберусь.

Правда, прозвучало это как-то неуверенно.

– Дай мне «проводник»! – заорал Кречетов.

– Да на, – сказал я, протягивая ему артефакт. Какая разница? Хрен я сейчас время замедлю, после того, как только что это сделал. Проверено. В лучшем случае на следующие сутки получится.

– А ты попробуй, – неожиданно сказал Харон, уставившись на меня своими немигающими гляделками. – Вдруг выйдет.

Сбоку от меня сверкнул беззвучный выстрел – это, положив артефакт на землю, в него выстрелил Кречетов. И, отбросив бесполезную винтовку, уставился на образовавшийся после энергетического удара шар белого огня, из которого во все стороны торчали отростки, вибрирующие то ли от боли, то ли от восторга.

И тут во мне что-то надломилось. Похоже, дала трещину моя непоколебимая уверенность в том, что я сейчас красиво и эффектно подохну, рубясь с целой стаей мутантов. Уже выстроил ее в себе, взлелеял, свыкся с нею. Но тут увидел печальные глаза Фыфа, которого Харон наконец опустил на землю. Настю вспомнил, по которой шам страдает. Блин… Я ж не один тут. Вместе со мной те, с которыми я только что дрался. Пусть некоторые из них враги, но сейчас-то по факту боевые товарищи. А ради тех, с кем плечом к плечу воевал, может, и сто́ит попробовать невозможное?

– Ладно, – сказал я. И честно попробовал, вызвав в памяти знакомый образ чудовища из иномирья.

И ничего не произошло. Так и должно было быть. Невозможно дважды через маленький промежуток времени…

– Думай!!! – внезапно взревел Харон. Не рядом со мной, а во мне! В моей башке! Знакомый голос, тот самый, который слышал я в подвале ДК «Энергетик», где не был никогда в своем физическом теле – но всё-таки был! В тот день, когда мои товарищи вели неравный бой с фанатиками «Монумента», а я договаривался с Хароном об обмене – моя жизнь за их жизни. До сих пор не понимаю, как мне это тогда удалось, но я договорился. И почему главарь «монументовцев» всё еще не забрал то, что ему принадлежит по Закону Зоны, для меня загадка…

– Думай! – ревело в моей голове. – Если хочешь, чтобы я списал тебе твой долг, думай, сталкер! Изо всех сил думай!!!

Внезапно я почувствовал, как в меня извне вливается поток энергии. Чужой, тёмной, страшной. Замогильной, если можно так сказать. Воняющей разложением и безысходностью, омерзительной, словно выделения слизняка…

Но в моем случае выбирать не приходилось. И я мысленно подхватил этот поток, словно плохой художник плеснул эту грязь на блеклый образ мантикоры, рожденный моим сознанием, – и с удивлением увидел, как чудовище преображается. Становится всё чётче, объемнее, как проявляются все мельчайшие складки на его теле, перевитом толстенными мышцами, как наливаются жутким блеском глаза на боках твари и сверкает осклизлым серебром шип на ее хвосте.

А еще, прямо через пугающе реальный образ скалящейся мантикоры, я видел, как там, на арене, мутанты наконец берут разбег для того, чтобы единым ударом разметать, разорвать в клочья тех, на кого их натравили.

Нас.

Они бежали прыжками, словно почувствовав, что с их потенциальными жертвами происходит нечто странное. А на странности врага следует реагировать только одним способом – уничтожить как можно скорее. Пока этот странный враг не уничтожил тебя. Эту аксиому в Зоне знают все. И люди, и мутанты. Общая она для всех. Единая…

Они приближались. До нас оставалось всего ничего, метров десять от силы, даже меньше… когда я понял, что твари замедляются. Сейчас они были похожи на мух, попавших в банку с прозрачным мёдом. Жуткие, с раззявленными пастями, выпученными, бессмысленными глазами…

Остановившиеся в движении… В том числе и болотный ктулху, что-то понявший раньше подопечных, распластавшийся в прыжке – и зависший на середине этого прыжка прямо в воздухе.

– Бы… стр… ее…

Голос, прозвучавший за моей спиной, был полон боли. Я обернулся.

Фыф, Кречетов, татуированный бандит также застыли, словно внезапно окаменели. Лишь Харон двигался. Странно, словно со страшными усилиями раздвигая тот вязкий мёд, в который превратилось окружающее пространство.

– Бы… стрее, стал… кер, – повторил главарь «монументовцев». – Я… держу…