– Понимаете, это была игра.

– Не понимаю.

– Я похоронил своего друга, мы поминали его допоздна, потом я поехал домой, на такси. Я ж не знал, что таксист окажется сутенером… В общем, он сказал, что девочка есть, в смысле проститутка. Сказал, что ей девятнадцать лет, а выглядит на четырнадцать. Я и повелся, как осел…

– Как зовут таксиста? – будничным тоном спросила дознаватель.

– Не знаю, – в растерянности часто заморгал Вадим.

– Ну, вот, а говорите, таксист был…

– Но ведь он был! И проститутка была! Улица Тургенева, дом восемь, квартира шестнадцать…

– Да, по этому адресу и живет гражданка Патрикеева. И проституцией она не занимается.

– Вы в этом уверены?

– Да, – отрезала дознаватель.

– Вы наводили о ней справки?

– Да.

– А когда поступило заявление?

– Вчера.

– И много можно узнать о человеке за день?

– Если очень захотеть, то можно… Я знаю, что Софья – сирота, живет с бабушкой.

– Не было никакой бабушки!

– Не было, потому что она в больнице. В очень тяжелом состоянии…

– Так, и как я оказался у них дома?

– Вы ворвались к ней домой, силой овладели несчастной девушкой…

– Бред.

– И за этот бред вы сядете лет на десять, как минимум…

Вадим крепко зажмурил глаза, ладонями сжимая виски. Ему нужно было сосредоточиться, склонить чашу правосудия в свою пользу.

– Если можно, давайте сначала, – решительно выдохнув из легких воздух, сказал он. – Мне сказали, что Софье девятнадцать лет. Если ей четырнадцать, значит, меня обманули. А то, что было снято на видеокамеру, это всего лишь игра.

– Игра в насилие? – уточнила дознаватель.

– Да… Всего лишь игра.

– Если это игра, то исключительно с вашей стороны. Таково мое мнение!

– А мое мнение вы не хотите выслушать?

– Нет. В своих суждениях я опираюсь на факты.

– Я понимаю, факты против меня. Но вы же знаете, в какое время мы живем. У Софьи болеет бабушка, ей нужны деньги на лечение и вообще…

– И что? – перебивая его, хлестко спросила женщина.

– Ну как что? Она подала заявление, я заплачу ей деньги, и она его заберет. На это и расчет.

– Я говорила с ней. Ей не нужны деньги. От вас она ничего не возьмет.

– Да нет, это подстава! – запаниковал Вадим. – Типичная подстава, как вы этого не понимаете!

– Не понимаю.

– Но вы должны понять… У меня жена, дети, я не могу садиться в тюрьму из-за какой-то проститутки!

– Софья не проститутка, в этом я вас поправлю. А в другом – нет. Вы действительно сядете в тюрьму. Пока не возбудят уголовное дело, пока не предъявят обвинение, вы будете находиться в изоляторе временного содержания. А потом вас переведут в следственный изолятор…

Вадим снова зажмурился пытаясь сконцентрировать мысли в поисках спасательного круга.

– Но ведь уголовное дело еще не возбуждено, – заговорщицким тоном сказал он.

– Нет, но все впереди, – в едкой насмешке повела бровью дознаватель.

– А если мы договоримся с вами?

– То есть?

– Я уже понял, что мне не выкрутиться.

– Значит, осознали свою вину.

– Нет, просто слишком все хитро напутано… Дайте мне время, и я договорюсь с Софьей. Она заберет заявление.

– Я еще раз повторяю, что денег от вас она не возьмет.

– А вы?

– Что я? – заинтригованно и совсем не возмущенно посмотрела на него женщина.

– Давайте с вами договоримся.

– Вы предлагаете мне взятку?

– Ну, нет, – замялся Вадим. – Просто денежное вознаграждение, за доброту и понимание… Сто тысяч рублей в течение двух часов.

– Вы свободны, Коваль! – в притворном негодовании воскликнула она. И уже более спокойным голосом, с намеком, добавила: – Но через два часа я вас жду!

Из райотдела Вадим выходил с ощущением легкости на душе. Голос интуиции оказался фарсом. Не посадят его в тюрьму, не осудят за изнасилование. И все потому, что живет он в стране, где продается и покупается все.

Но легкость, которую он испытывал, не окрыляла. Ведь он преодолел барьер, который сам же для себя и создал. Он злился на Соньку, на ее сутенера, который так мастерски обвел его вокруг пальца.

Вадим попробовал размышлять философски. Он вспомнил историю двадцатилетней давности, когда с его участием был осужден на долгий срок Егор Пермяков. Возможно, сами небеса послали на него наказание за ту подлость, которую он совершил. Если так, то нужно с благодарностью принять эту кару и хвалить Господа за то, что возмездие обошлось без трагической развязки. Сто тысяч – большие деньги, но Вадим сумел внушить себе, что с ними надо расставаться без сожаления. Сто тысяч – маленькая цена за свободу. Тем более, что в рабочем сейфе у него есть такие деньги.

Большая стрелка часов не успела сделать полный круг, а он снова стоял у знакомой двери. Дознаватель была на месте, ждала его.

Прежде чем показать на стул, она попросила его поплотней закрыть дверь. В этой просьбе заключалось таинство предстоящего ритуала.

– Я как раз протокол допроса заполнила, вам надо расписаться.

Она говорила сухим официальным голосом, но Вадим прекрасно понимал, что это всего лишь видимость.

– Может, обойдемся без этого? – с легкой загадочной улыбкой спросил он.

– Вы не хотите подписывать протокол?

– Нет, я хочу, чтобы его вообще не было…

На столе небрежными стопками громоздились папки-скоросшиватели с материалами уголовных дел. Вадим располовинил одну из таких стопок, сунул под папку плотный конверт.

Дознаватель дождалась, когда он опустит руки на колени, и только затем спросила:

– Что это такое?

Голос ее звучал осуждающе строго – Вадим похолодел.

– Сто тысяч. Как мы с вами договаривались.

– Мы с вами не договаривались!.. Зря вы это сделали, Коваль, очень зря!

И словно в подтверждение этих слов, двери вдруг распахнулись, и кабинет заполнился людьми в форме и в штатском. Следователь, понятые…

Это был очередной удар под дых, в этот раз нокаутирующий. В присутствии понятых пакет с деньгами был изъят, деньги пересчитаны, описаны и запротоколированы. Отныне, ко всему прочему, Вадим Коваль обвинялся еще и в даче взятки должностному лицу.