– Так не может быть, – тоном обвинителя произнесла Агнесса. Анна чувствовала в ее голосе неприязнь – еще пять минут назад они отстаивали право не разглашать личные тайны, и вот – на тебе!

– Что – не может быть?!

– Такого не может быть! Если бы вы, Анна, все время совершали ошибки, то не было никакой любви. Понимаете, не сложились бы отношения! Ошибки на то и ошибки, чтобы чем-то помешать.

Все молчали и ждали, что ответит Анна.

– Но я же просто сказала, что любовь была не счастливой. Именно мои ошибки помешали ей быть таковой.

– То есть мужчина – не виноват?! – спросил Валера.

– Я не могу отвечать за мужчину. Я только могу сказать – моя вина есть.

– Вы бы сейчас поступили иначе? – улыбнулась Лада Алексеевна, и Анна еще раз удивилась ее настойчивости и дотошности, когда дело касалось чужих судеб.

– Конечно, когда человек говорит о том, что он совершил ошибку, это означает, что сейчас бы он поступил иначе. Но, с другой стороны, это вовсе не означает, что в тот момент что-то не складывалось или было фатальное невезение.

– Но любовь была несчастливой? Это ваши слова?

– Но она была. А не это ли главное? – вопросом на вопрос ответила Анна, внимательно посмотрела на окружающих и начала так: – Моя история не такая трогательная, как у Марка… И не такая, как у… Одним словом, моя история – история ошибок… Каждый из вас видел эти пары. Мальчик и девочка, юноша и девушка. Они всегда вместе. Везде вместе. Кажется, что они родились прямо вот так – рука в руке. Чтобы потом не расставаться ни на минуту. Таких немного. Но они есть и поражают своей верностью, своей счастливой и уверенной принадлежностью друг к другу. Эти пары нечувствительны к окружающей среде. Даже если она крайне агрессивна. Эти пары не поддаются коррозии. Они из твердых надежных материалов, и остальные только могут позавидовать им. Но, глядя на таких влюбленных, невольно задаешься вопросом: а когда они все успели? Когда они узнали то, что в иных случаях узнается и переживается как событие, вспышка, фейерверк! Или они, пережив это в самом начале пути, сумели сохранить новизну этих открытий? Что касается меня, то я даже и близко не могла представить алгоритм подобных отношений. Дружба, влюбленность, близость, когда позволит возраст, почти семья… Что дальше? Где кульминация? Где катарсис?! Как работают в этих отношениях законы драматургии? Ведь любовь относится именно к жанру драмы и подчиняется именно этим законам. Кстати, у нас в школе была такая пара. Они познакомились в детском саду, пришли вместе в первый класс, и больше никто никогда не видел их порознь. Они проходили за ручку все десять лет. Все десять лет он провожал ее из школы домой, нес портфель, и все десять лет они на всех школьных вечерах танцевали только вместе. Сначала я им завидовала: меня только за косу дергают и дразнят, а они уже вдвоем по улицам гуляют. Я краснею, когда на меня мальчик смотрит, а они в школьной столовой вдвоем обедают, словно муж и жена. Они мне казались инопланетянами-разведчиками, которых заслали к нам на Землю и наказали страховать друг друга, никогда ни в коем случае не расставаясь. «Как только они закончат школу, они поженятся!» – шла школьная молва. «Они заведут ребенка, сразу как только поступят в институт!» – шептались в учительской. Кстати, они поступали в один и тот же институт. «Выпускное и свадебное – она решила обойтись одним платьем!» – судачили подружки. Я смотрела на эту парочку, удивлялась и опять завидовала – это был красивый благородный роман. Впрочем, однажды я поймала взгляд девочки. Взгляд, в котором была тоска и зависть. Это было в начале выпускного десятого класса. Мы уже были почти взрослыми – большая часть нас вовсю готовилась к вступительным экзаменам, посещала подготовительные курсы в вузах, ездила на лекции. Мы уже потихоньку входили в эту новую для нас жизнь – студенчество. И эта жизнь манила нас немыслимой свободой. Я, серьезная девушка, тоже очень хотела поступить в университет. В нашем городе он занимал старинное темно-серое здание, стрельчатые окна которого выходили на бульвар и пруд. Я приезжала туда на занятия, старательно писала лекции, штудировала конспекты, обсуждала вступительные экзамены и мечтала, что наступит день, когда я с полным правом брошу на широкий подоконник свою сумку с учебниками и крикну: «Может, не пойдем на вторую пару? Погода отличная, пошли на бульвар!» И ничего мне никто не сделает за это! Не отругает, не упрекнет, не обвинит в разгильдяйстве, а самое главное, я сама не почувствую никаких угрызений совести. Я взрослый человек и отвечаю за свои поступки. В это время школа отступила на второй план. Я училась прилежно, но мыслями была уже здесь, в этом сером здании со стрельчатыми окнами. Тем более что именно там появился человек, который отныне занял все пространство моей души. Он был красив, умен и успешен. А как еще можно сказать о молодом человеке, который школьником победил на всех мыслимых олимпиадах, который свою работу представил на всесоюзный конкурс и занял там первое место. Подчеркиваю, будучи десятиклассником! Как можно охарактеризовать человека, про которого педагоги вуза говорили: «На нашем здании когда-нибудь будет висеть мемориальная доска, что он у нас учился». Он был старше меня всего на два года, но ушел вперед так далеко, что я даже не пыталась разглядеть его горизонты. Мне было достаточно видеть горизонты наши с ним. Наши – потому что эта университетская звезда выбрала меня. Он стал для меня тем, кем был для той самой девочки из моей школы ее мальчик – тенью. Поверить в это было сложно: я никогда не была яркой, никогда не вела себя вызывающе, я никогда не чувствовала себя настолько привлекательной, чтобы мечтать о таком поклонении. А со стороны так оно и выглядело. Познакомились мы около аудитории, где проходили подготовительные занятия для поступающих. «Главное, научись хорошо решать задачи, – прозвучал неожиданный совет. Юноша, улыбаясь, смотрел, как я складываю добытые конспекты. – Конкуренция на вступительных приличная, – продолжал он. – Все будут отлично знать теорию, но главное – задачи. Все время трать на них. Тогда, если вдруг забудешь теорию, вспомнишь решение задач. И по ним сможешь отвечать». Я растерялась. Говорящий был мне известен – «гордость университета». Он предложил позаниматься. После лекций. В этой аудитории.

Я была так потрясена, что согласилась.

Анна замолчала, сделала глоток остывшего чая и продолжила:

– Столько лет прошло, но ту встречу я помню до самых мелких деталей. Я помню, как он был одет, какие джинсы, ботинки, какого цвета свитер. Я помню свой собственный коричневый берет – в том году я забрала его у отца и щеголяла в нем. Это было не модно, но берет мне ужасно шел. Я помню даже погоду в тот день. Мы с «гордостью университета» стояли у окна, и я видела, как ноябрь метет листьями бульвар. И как мы решали в тот вечер задачи, я тоже помню. Я сидела на первом ряду в аудитории, а он сновал внизу, у доски, и так быстро и громко стучал мелом, что мне показалось, что я упаду в обморок. «Поняла?» – наконец закончил он беготню. «Да. Нет. Поняла, но не все. Я – не успеваю. Не успевала», – точно робот, пробормотала я. Он в растерянности посмотрел на меня и сказал: «Как – не успела? А почему не сказала? Надо же тогда все заново начинать». Но я отказалась тогда заниматься, уверенная, что ничего не выйдет.