К ней подступил тот, с кем она дважды вела беседу. И протянул ей корону их королевы.

– Наша королева скончалась. Но прежде чем отойти, она открыла нам, что ведала. Вы спасли город от крыс. Вы очень могущественны. Прошу вас, – сказал он, опускаясь на колено и держа корону пред собою, – вы нужны нам. Мы вверяем свои судьбы в ваши руки.

Мирелла вылупила глаза, в великом сомнении, можно ли принять такую честь. Она плохо знала прокаженных и была не из их сословия. Приметив ее неловкость, прокаженный добавил:

– Мы знаем, что чума вовсе не кончила свои злодейства. У меня в Гамельне сын, и надеюсь, он еще в живых. Но я никак не могу защитить его. А вы – вы еще можете спасти горожан. И мы сделаем всё, чтобы вам помочь.

Мирелла кивнула. Колесо Судьбы совершило свой поворот. Время ей ступить на сей новый путь. Она без сожалений оставляла старую жизнь позади. Куда заведет ее эта дорога, она не ведала. Но пока нужно просто идти вперед. Ноги у нее целы и невредимы, значит, идти могут. И пора вернуть долг – пропущенное свидание.

В сарае Мирелла отыскала платье, подаренное королевой прокаженных. Пан так отчистил его от грязи, что оно сверкало зеленью. Ткань живо высохла на солнце. Тем временем Мирелла привела себя в порядок, отмылась от пыли, грязи, пота и плевков горожан.

Она скинула сжимавшие грудь обноски и облачилась в платье прекрасной материи, чу́дного зеленого цвета. Мирелла избавилась от своего отрепья, вместе с лоскутом, укрывавшим власы. На голову возложила она тончайшую корону. Золото искрилось средь пламени ее волос. У Миреллы не было зеркала, чтобы любоваться собою, но она чувствовала, что в сем ослепительно ярком ведьмовском облачении вид у нее красивый и гордый. Теперь она была готова к встрече с Мором.

Стемнело. Мирелла возглавила шествие. Выступало оно под музыку. Мирелла заиграла веселый напев, празднуя силу свою и свободу. И на ходу, не выпуская изо рта флейты, пустилась в пляс.

Сперва станцевала она пред бургомистровыми хоромами. Сам же бургомистр, с тех пор как лицезрел поражение своего войска, забился в спальню, дрожа от страха и тревоги. В танце Мирелла изобразила поклон, собезьянничала книксен. И удалилась в озорном кружении, шутливо передразнивая чопорный шаг и стать вельможного господина.

Она отошла от богатого чертога и приблизилась к темнице. Здесь она пустилась в легкую кадриль, подпрыгивая так, что казалось, вот-вот взлетит. Тонкие ноги ее пошли отбивать столь скорую чечетку, что теперь уж никому было ее не поймать.

Она свернула в главную улицу, Гауптштрассе. Прокаженные шли следом, безмолвно держась на отдалении. Пан был с ними. Мирелла прошла мимо домишка, в коем укрылся хромой нищий, пользуясь тем, что смерть освободила сие жилье. Она протанцевала под окнами и изловчилась, не отнимая флейты от губ, высунуть язык и показать ему нос.

Затем Мирелла двинулась к церкви. Священник заперся в ризнице, от ужаса забывая даже молиться. Она выбежала на середину паперти и так быстро закружилась в своем великолепном платье, что полы его взмыли выше колен. Она прыгнула, вытянув ногу и являя церковному фасаду обнажившееся бедро. Ловко приземлившись, она продолжила пляс: покачивая бедрами и игриво вскидывая зад в сторону статуй святых обоего пола.

Так следовала она через город. Мор шел навстречу, от главных ворот. И вот они сошлись.

Мор был в злом расположении духа. Завидя, в каком веселии приближается Мирелла – в губах флейта, ноги скачут: ни дать ни взять резвый пастушонок! – он озлобился вдвойне. Пусть узнает, в какую ярость привело его столь долгое томление.

Не предупреждая, он простер руки и направил тучу удушливого синеватого пламени в эту молодую женщину. Прокаженные на дальнем конце улицы отшатнулись. Мирелла невозмутимо остановилась. И выдула из флейты три приветственных ноты. Пламень рассеялся, коснувшись сих звуков.

Мор улыбнулся, – гнев его тут же утих. Желая проверить, отступит ли девица, он стал приближаться, пока носки его сапог не коснулись ее босых стоп. Она дала ему подойти.

– Я ждал вас, – сказал он.

– Возникли препятствия, – ответила Мирелла.

– Ничего страшного, надеюсь, – учтиво заметил он.

– Меня посадили в темницу.

И хотя до сих пор она старалась сохранять вид веселый и сильный, всё же не сдержалась и вздрогнула, вспомня свист и злобные крики толпы, и нутро ее заныло. Мор, склонившись, пристально смотрел ей в лицо. Он приметил, как промелькнула на нем тень страдания. Пока Мирелла плясала, корона ее сдвинулась набок. Мор осторожно вернул ее на место. Пальцы его скользнули по ее волосам, утешая. Мирелла крепко зажмурилась, дабы не поддаться чувству.

– Из всей той гнуси, что освистывала вас, многие погибли прошлой ночью.

– Прекрасно, – проговорила Мирелла.

Мора пробрала радостная дрожь. Никто не ценил его трудов. И вот эта девица одобрила его старания.

Он приблизил к ней свое лицо. Мирелла подумала, что он, возможно, ищет поцелуя. Ее потянуло навстречу, словно юноша сыграл ей собственный чаровской напев. Как хотелось ей закрыть глаза и поддаться сей тяге! Однако в последний миг, когда губы их уже готовы были сомкнуться, она взметнула флейту к губам, как бы в защиту.

Мор не смутился. Склоняясь, как и прежде, он подул в другой конец флейты. Нежно, будто посылал чрез нее поцелуй.

Ни звука не последовало. Но дуновение достигло Миреллиных губ, и перед ее взором встало видение. Мор дарил ей еще одно воспоминание.

Мирелла увидела Мора ребенком.

Щуплый мальчуган с большими смышлеными глазами в половину лица и всклокоченными волосами. Одет в лохмотья, что едва не черней его кожи. Мирелле он кажется другим воплощением Пана, только упрямее и гневливей. Он спит на тощем тюфяке, средь выводка братьев и сестер. Он самый юный в семействе, и за общим столом ему трудней всего урвать себе скудное пропитание.

Одной ночью в жалкую лачугу, где обитает их семья, через стену входит демон. Это другой посыльный Смерти. За ним не следуют крысы: это сеятель холеры. Одну за другой забирает он души родных. Подходит и к Мору. Мальчик задремал. Или, скорее, делает вид. В миг, когда демон склоняется над ним, он вскакивает с постели и, выхватив схороненный под рубахой нож, твердой рукой вонзает его в сердце демона, глядя на него с вызовом. Посланник распрямляется, дивясь на мальца, в котором отваги больше, чем в мужчине. Достает нож, улыбается – раны нет вовсе. Берет дитя и уносит с собою.

Мирелла вернулась в настоящий миг. Вот как Мор стал посыльным Смерти. Бессомненно, сеятель холеры, впечатленный его смелостью не по годам, взял его в ученики и раскрыл пред ним все тайны своего диавольского ремесла. Некогда Мор был человеком, ребенком, знал голод и нужду.

– Полагаю, теперь вы выслушаете меня, – сказал Мор. – Я вижу, как идете вы на меня столь гордо и дерзостно. Вот вы в прекрасном облачении, с отвагою на коронованном челе. И в безудержном мужестве вашем вы решились сразить меня. Положим, сие вам удастся, в чем я весьма сомневаюсь.