каска была признана негодной еще в Мьюлте. Он обратил внимание штаб-сержанта на этот факт, снова повернулся к Берну и спросил:

— Вы обращались по этому поводу к сержанту-квартирмейстеру?

У Берна остались очень яркие воспоминания о разговоре с квартирмейстером — похожим на старого черта, всегда «под мухой» штаб-сержантом, который начинал двигаться лишь после порции спиртного. Он тоже недавно вышел в отставку и убыл и к настоящему времени, надо думать, достиг вершины своих притязаний, став собственником пивнушки.

— Так точно, сэр, — механически ответил Берн.

— И что он вам ответил? — полюбопытствовал мистер Созерн.

— Он велел мне отправляться в жопу, сэр, — очень спокойно ответил Берн.

Штаб-сержант Робинсон, да и сержант Тозер, конечно, были возмущены тем, что Берну пришлось разгласить пусть даже всего лишь часть того диалога, явно не предназначенного для чужих ушей. А офицеров, казалось, лишь немного удивила такая откровенность.

— Что вы хотели этим сказать? — сурово спросил штаб-сержант. — Ведь он всего лишь имел в виду, что в наличии нет ни одной каски.

Берну же казалось, что слова сержанта-квартирмейстера можно трактовать различными способами, но полное возмущением и праведным гневом лицо штаб-сержанта заставило его воздержаться от других, более вычурных, толкований. Так что ему осталось лишь стоять смирно и выслушивать разнос от мистера Марсдена, мистера Созерна, а потом и от штаб-сержанта, который решил, что имеет смысл сообщить мистеру Марсдену о том, что сержант-квартирмейстер Лейк демобилизован и убыл домой.

— Да все равно от него никакого проку не было — слишком стар, вечно не в духе, раздражительный и занудливый, — прибавил он снисходительно.

— Проследите, чтобы этот солдат имел к вечеру новую каску, — властно потребовал мистер Марсден.

— У нас здесь нет ни одной, сэр, — запротестовал штаб-сержант, — возможно, найдутся несколько штук на складе квартирмейстера в Нё-ле-Мине, но даже если так, у них все уже упаковано и подготовлено к выдвижению по первому приказу.

— Тогда проследите, чтобы он получил ее при первой же возможности, — приказал мистер Марсден и, определив этим выражением неопределенное время, он перешел, возможно несколько поспешно, к поискам недостатков в экипировке следующего бойца.

Все, конечно, навострили уши, слушая, как Берн получает разнос второй раз за день. Вот же блядь! Уж если пидоры к тебе доебутся, всегда будешь виноват. Им не угодишь, хоть жопу вылижи. Но правду-то он должен был сказать или нет? Однако будто бы случайно упомянутое штаб-сержантом выдвижение по первому приказу пустило мысли людей в другом направлении, так что на место зародившегося было в них неопределенного сочувствия к несправедливо наказанному пришел более сильный интерес. Как только их распустили на перерыв для чая, пришли приказы: завтрак в восемь часов, казарменные помещения прибрать и подготовить к осмотру ротными офицерами к девяти, в девять три дцать построение батальона в готовности выдвигаться. Берн пил чай в одиночестве, но вскоре его уединение нарушил Мартлоу.

— Слушай, Берн, вечерком идешь со мной, и я сам буду платить. Денег у меня — куча. Не все ж тебе нас вытаскивать и платить за угощение. Так что вечером идешь со мной и Шэмом. Закатим такую гулянку! И за наш счет! А тебе совсем по хую, что наговорил тебе эта козлина-офицер? Так и оставишь? Смотри, добра не будет.

Торжественная и напыщенная речь Мартлоу была последней каплей, пробившей давно ослабшую замкнутость Берна. Замечание насчет того, что он не может спокойно снести какого-то там выговора от какого-то там начальства, вызвало у него дикое желание заржать, но он сдержался.

— Ладно, парень, — с благодарностью ответил Берн. — Пойдем и закатим гулянку!

— И чур я плачу! — сказал Мартлоу, чрезвычайно польщенный. Но почти сразу его младое чело омрачили тучи сомнения.

— Только вот на настоящее шампанское у меня навряд ли хватит, — откровенно признался он, не спасовав перед трудностью ситуации. — Но у них есть и другое пойло; токо оно не так цепляет. Так ведь мы ж и не хочим упиться до уссачки перед завтрашним маршем, так ведь?

— Да я и шампанское-то пью только изредка, — ответил Берн, как бы невзначай. — А вообще-то я лучше люблю пивко или там вино бланко.

— Ну, пивка там хоть жопой ешь! — сказал Мартлоу. — Пойду скажу Шэму. Он там снаружи прилег.

Но Берну не пришлось долго быть в одиночестве. Он как раз отставил котелок и отложил ножик, когда зашел сержант Тозер, и вид у него был как в старые добрые времена.

— Идешь со мной в деревню вечерком? — бросил он коротко.

— Мартлоу только что меня позвал, сержант. Иначе бы я, конечно, пошел с вами. Думаю, он просто хочет вернуть мне должок, знаете ли. Но все равно спасибо.

— Он правильный паренек, — сказал сержант. — Собирался я позвать его и Шэма с нами. Ну да ладно, оставлю это на другой вечер, а то может показаться, что я вклиниваюсь. Ты рассказал им что-нибудь о своем разговоре с кэпом Моллетом?

— Нет, и не собираюсь об этом рассказывать, пока все более-менее не устаканится.

— Ну и правильно. Они-то думают, что кэп тебе разнос устроил.

— Вот как? И что вы на это скажете?

— Он хороший офицер, наш кэп Моллет. И к тому же джентльмен. Но прав он далеко не во всем. Думаю, есть много чего правильного в том, что он тебе сказал, потому что я и сам так часто думаю. У тебя, некоторым образом, есть преимущества над всеми нами.

— Ну, с другой стороны, и у тебя есть надо мной преимущество.

— Да, но от этого не легче, а только тяжелее. Думаю, ты все четко сказал капитану. Да только сказал ты далеко не все, что думал.

— Ага, а ты попробуй-ка скажи офицеру все, что ты думаешь. Боюсь, не обидишь ли его, — с негодованием ответил Берн.

Сержант оценил юмор.

— Ну, мистеру Марсдену-то нахамил, когда про каптерщика рассказывал.

— Это совсем другое дело. Смотри. Рядовому приказывают устранить недостатки в экипировке, и он