Он даже не подозревал, что в то же время говорил. Своим голосом, но не своими словами. О том, как попала в западню «Чайная роза», как гибли моряки под магической атакой, как выжившие тонули, запертые в обреченном корабле. И о том, как два самых близких баронессе человека были приговорены к позорной смерти в петле.

Последним в послании была просьба – позаботиться о вестнике. Сын не представлял, как тот сможет добраться до матери, но не сомневался, что для этого ему предстоит совершить чудо.

Первой мыслью баронессы было, что сын прав. Мальчик, как его, Поль, действительно сделал что-то невозможное, судя по жутким шрамам, какие бывают лишь у каторжников, и по болезни, из которой выкарабкался лишь благодаря чудесному врачу, вложившему в лечение весь свой талант, но и запросившему за работу немалые деньги.

И лишь потом ее накрыло. Сознание словно закрылось, не желая впускать в себя страшную новость. Но когда та прорвалась… В доме, полном слуг, баронесса оказалась одна. Со своим горем, со своей болью матери и вдовы. Да, с этого момента – вдовы. Хотя все еще матери – старший сын служит во флоте, дочка гуляет с няней в саду. Все. Других детей у нее уже нет и никогда не будет.

Когда заклятье спало, Поль открыл глаза, увидел спину уходящей баронессы. Видимо, впервые в жизни по-старчески сгорбленную.

Но ухаживать за больным продолжили с той же тщательностью. Единственное изменение – симпатичных девушек заменили крепкие мужчины с армейской выправкой. А когда молодой человек попытался выйти из комнаты, дорогу ему преградил рослый моряк, сказавший лишь:

– Не положено.

Но сказавший так, что возникшая было мысль о споре с ним убежала шустро, как белки, носившиеся по деревьям за окном.

Что же, видать, баронесса нашла в себе силы и сообщила кому следует о его, Поля Пифо, приезде. Что именно передал с ним Винс, он никогда не узнает. Однако раз до сих пор продолжают лечить и не отправили в тюрьму, есть шанс, что все не так уж плохо. Осталось пустяки – пройти проверку заклятьем правды, и можно работать дальше.

О том, что будет, если проверку не пройдет, думать совершенно не хотелось.

И вот как-то серым дождливым днем, словно нарочно подходящим для тяжелой процедуры, в комнату почти здорового Поля вошли. Богато одетый дворянин, высокий огненно-рыжий господин в зеленом плаще мага и четверо в серых камзолах. Что эта одежда означает, молодой человек не знал, но ничего хорошего от серых личностей заранее не ждал.

Так и получилось. Серые, не размениваясь на объяснения, посадили его на крепкий стул, с утра стоявший в углу комнаты, и встали рядом, явно готовые пресечь в зародыше любую попытку подопечного пошевелиться без дозволения начальства.

Дворянин начал допрос.

– Итак, ты Поль Пифо, галлиец. Так?

– Да. – Ответ словно прозвучал сам по себе, помимо воли.

Вот оно, началось! Заклятье правды. Под ним человек может отказаться отвечать, но не сможет соврать. Точнее, сможет сказать только то, в истинности чего уверен. Именно на этом нюансе и была построена вся операция. Молодой человек был уверен, что он Поль Пифо. Да, еще и кто-то другой, но еще и Поль Пифо. У него были документы Поля Пифо, его знали как Поля Пифо. В конце концов, суд Амьена его осудил как Поля Пифо! В чем же здесь сомневаться?

Если бы его спросили, дворянин ли он, пришлось бы соглашаться. Но этого вопроса никто не задал.

– Расскажи, как познакомился с бароном Эгримонтом?

– Я не знаю такого.

Ответ, очевидно, вверг спрашивающих в ступор. Баронесса, как верная слуга императора, доложила, что к ней пришел вестник. Человек, в чью память было внедрено послание. Создал заклятие юный барон, это точно, никаких сомнений! Но вот вестник под заклятьем правды говорит, что с ним не знаком!

– Почему ты пришел в этот дом?

– Я не приходил в этот дом.

Демон! Заклятье правды – штука хитрая, такие парадоксы порой выкидывает – любого гения запутает. Сознание допрашиваемого отвечает само, так, как посчитает верным. Так, что мы знаем?

Сотрудник контрразведки переглянулся с магом. Ах да! Мальчишка же был болен!

– Расскажи, как ты попал в этот дом.

– Я не помню. Я был без сознания. Когда очнулся, был уже в этой комнате, вон в той, – Поль показал взглядом, – кровати.

– Но ты хотел увидеть баронессу Эгримонт?

– Да.

– Почему?

– Винс попросил.

Винс! Для него сэр Винс барон Эгримонт просто Винс! Что ж, теперь можно спрашивать. Скоро все будет ясно.

– Итак. Расскажи, как и когда ты познакомился с Винсом.

И Поль начал рассказывать. Вначале лишь о том, как сидели в одной камере, потом как смотрел на казнь. А дальше гостей стали интересовать все большие и большие подробности.

Почему попал в тюрьму графа амьенского, а не в обычную. Ах, из-за письма? А что было в том письме? А кто допрашивал? Кто пытал? Как пытал? Точнее. Еще точнее. Как бежал? Как добрался до порта, как попал на корабль?

Вот именно здесь пригодились все лишения, что выпали на долю парня – каждый его шаг был пережит, а потому истинен. Да, сбои были, но они всегда бывают. Например, о родителях – рассказ засбоил, допрашиваемый не мог связно отвечать. Но был ли это отказ, или просто больно было говорить?

Зато подробно описал дома, где жил, деревню, откуда уехал в Амьен. А как не описать – пришлось несколько дней и впрямь пожить и в тех домах, и в той деревне.

В общем, когда почти ночью, при свете свечей допрос был окончен, было вынесено решение – допрашиваемый именно Поль Пифо, его история подлинна, оснований подозревать его в шпионаже или иных зловредных намерениях против империи нет.

После чего гости ушли, попутно забрав с собой и охранника у двери, и молодцов, несколько дней исполнявших обязанности сиделок.

И уже очаровательная девушка, что принесла выздоравливающему ужин, сказала, что завтра Поля ждет госпожа баронесса, чтобы поговорить о его будущем.

На следующее утро Поль, помытый, причесанный и одетый в приличную одежду, хотя и малость с чужого плеча, предстал перед баронессой Эгримонт.

В просторной комнате баронесса, в черном траурном платье, с безукоризненной, сложнейшей прической, покрытой черной вуалью, величественно сидела на высоком резном стуле, словно королева на троне.

– Мы благодарны тебе, Поль Пифо, за принесенную весть. Да, тяжелую для нашей семьи, но очень ценную. Мы знаем, что путь в этот дом дался тебе тяжело. Какую награду ты хотел бы получить?

Это было сказано холодным голосом дворянки, из великой милости снизошедшей до разговора с простолюдином.

– Ваша милость, – Поль склонил голову, не смея смотреть в глаза госпоже, – мне некуда идти. Даже деньги не будут мне в помощь. В Галлии я беглый каторжник, которого ждет веревка. На Острове меня никто не знает, а значит, не возьмет на работу. Быть может, у вас найдется для меня дело? Я умею ухаживать за лошадьми, могу работать по дому…