– Вот, смотри, она, конечно, недорогая и знатной баронессе не подходящая. Но это первая награда, которой ты добилась сама.

Девочка с восторгом схватила брошь и завозилась с замком.

– Я ее приколю на свое лучшее платье!

– Вот этого не надо, – заговорщицким шепотом ответил Поль. – Твоей маме это не понравится. Давай это будет нашей тайной. Вот смотри, я прикреплю ее вот так, чтобы видно не было, и мы никому-никому о ней не расскажем.

Поль раскрыл замок, прикрепил брошь с внутренней стороны плаща Лолы, взяв слово, что с подарком она не расстанется. По крайней мере – до возвращения. Амулет, который должен был сообщить галлийской разведке о месте расположения пиратской базы, заработал.

Но самого юного шпиона это уже не интересовало. Он откровенно бездельничал, ел и спал в свое удовольствие, благо денег на это ему оставили достаточно.

Четыре дня.

На пятый его разбудил далекий гром. Постояльцы гостиницы подумали о приближающейся грозе, вполне обычной в это время года. Но виконт де Сен-Пуан, несмотря на молодость, успел повоевать. И в Пиренеях, помогая санитарам спасать жизни раненых защитников крепости Сен-Беа, и в Пикардии, как смышленый и ловкий вестовой маршала де Комона. Орудийную канонаду и заклятья боевых магов он не мог спутать ни с чем.

Грохот не прекращался ни на мгновенье, казалось, сотни пушек палят безостановочно, желая сровнять с землей гору или неприступную крепость. Но поблизости никогда не было никаких крепостей. Это постояльцы гостиницы знали точно. Горы – да, были. Не слишком высокие, но крутые, перебраться через которые, бывало, отваживались немногие смельчаки.

Да и смысла в таком риске не было – к небольшой деревушке, приютившейся на побережье, вела вполне удобная дорога. Правда, где-то год назад дорогу перекрыли вооруженные люди, сказав местным, что землю выкупил некий вельможа, который категорически не желает, чтобы его беспокоили. Деревенские получили какие-то деньги, чтобы могли обосноваться в другом месте, а остальным в те края и вовсе ездить стало незачем.

Правда, пропало несколько браконьеров, пожелавших поохотиться в тех краях. Вот пошли себе в горы да не вернулись. И правильно, нечего закон нарушать. Не иначе Спаситель их наказал.

А орудия все палили и палили. Грохотали боевые заклятья, что способны превратить в ад самый райский уголок на земле. Час, другой, потом раздались мушкетные залпы, потом отдельные выстрелы, и, наконец, все смолкло. Откуда-то из-за гор поднялся черный, отчетливо видный на фоне светлого голубого неба столб дыма.

Лишь на следующий день четверо мужчин, самых любопытных или самых глупых, отправились посмотреть на следы сражения. Конечно, сражения, чего ж еще?

Шли долго. На перевале нашли тела десятерых вооруженных людей. Убитых внезапно, никто из жертв даже не попытался схватиться за оружие. Потом, очевидно для верности, им перерезали горло. Именно так, как когда-то самого виконта де Сен-Пуана учили убивать бойцы разведки.

Потом, ближе к морю, на дороге нашлись еще убитые. Не солдаты. Мужчины, женщины. Еще ближе к поселку, раскинувшемуся на берегу моря, среди мертвых солдат, моряков, просто мужчин и женщин валялись трупы детей.

Да и поселка уже никакого не было. Заклятья и ядра почти вровень с землей сровняли дома, перемешав плоть и обломки, в щепки разбили не слишком серьезный, но вполне крепкий, из толстых бревен сделанный пирс.

Из моря торчали обгорелые мачты двенадцати кораблей. И ни одного живого. Лишь какая-то облезлая собака натужно скулила посреди мертвого поселка.

Молодой человек бродил между развалин домов, по некогда ухоженным улицам, изрытым рикошетами ядер, густо окрашенных пятнами засохшей, впитавшейся в землю крови. Не было ни мыслей, ни чувств. Словно это не он, виконт де Сен-Пуан, примеривший на себя личину Поля Пифо, а кто-то другой, равнодушный, безразличный ко всему – гари, изуродованным телам, еще сутки назад бывшим живыми людьми, да и к самой смерти, – бродил по побережью.

Вот взгляд упал на окровавленную и обугленную тряпку, посреди которой в солнечных лучах что-то сверкнуло. Подошел ближе, оторвал амулет. Тот самый, что сам активировал и своей рукой пристегнул к плащу смеющейся, счастливой девочки. Тот самый, что и привел сюда беспощадную эскадру.

Привычно размахнулся и забросил амулет в море.

И в этот момент его накрыло. Всё. Страх, боль, отвращение к самому себе. И ясное понимание – изменить ничего нельзя. С этой памятью уже не расстаться, с ней придется жить всегда.

Юноша упал на колени, схватился за голову и закричал. Громко, надрывно, безнадежно.

Пришедшие с ним мужчины понимающе переглянулись, пожали плечами и пошли заниматься реальным делом – грабежа в поселке не было. Неизвестные пришли только жечь и убивать. А значит, среди обломков можно найти что-то, что пригодится в хозяйстве.

А Поль, да, все еще Поль, развернулся и пошел назад. Следовало вернуться сначала в Лондон, а потом и в Галлию.

Идти – это хорошо. Когда идешь по разбитым колесами телег и копытами лошадей дорогам, думаешь о том, куда и как поставить ногу, чтобы не подвернуть. Потом, в придорожных тавернах, – о том, как половчее показать фокус, чтобы заработать на обед и ночлег. А перед тем как, усталому, провалиться в сон, молишься лишь об одном – чтобы не приснились голубые глаза и золотые волосы смеющейся Лолы, чтобы с улыбкой и мягкой укоризной не смотрела на тебя баронесса, чтобы не задавал юный Винс, стоя с петлей на шее, один и тот же вопрос: «За что ты убил мою семью?»

Вот и Лондон. Гостиница «Синяя птица». Три недели назад он выходил отсюда с надеждой, что благодаря именно ему исчезнет пиратское гнездо, перестанут тонуть корабли, гибнуть в равнодушной морской пучине люди.

Сбылось. Проклятой базы нет. Но почему нет счастья победы? Того, что солнечным ковром накрыло в Сен-Беа, что приходило после сражений в Пикардии.

Равнодушие. Казалось, навсегда осталось только оно. Когда делаешь все, что положено, но сам уже не хочешь ничего.

Равнодушно переговорил с д’Оффуа, равнодушно поднялся с ним на борт корабля, равнодушно безвылазно просидел неделю в каюте, пока «Черная каракатица», еще недавно именовавшаяся «Арабеллой», шла в Нант.

В порту так же равнодушно кивнул встречавшему их де Камбре. Виконт вопросительно посмотрел на д’Оффуа, тот лишь разочарованно пожал плечами.

– Едем в Париж, друзья! Все дела побоку, имеем право на отдых! Будет весело, обещаю! – бодро воскликнул королевский интендант, но, словно на стену, наткнулся на пустой взгляд виконта де Сен-Пуана.

Шарль Сезар, как заводная кукла, проехал в гостиницу, привел себя в порядок, переоделся в одежду, достойную благородного дворянина.

Ночью, когда он отправился спать, однокашники по клиссонской академии сидели за бутылкой вина.

– Он все-таки был в той бухте, – объяснил ситуацию д’Оффуа. – Ты же понимаешь, что он увидел.