М-да… в другой ситуации над этим можно было бы посмеяться. Вида вспомнил, как на очередном совещании, когда он в очередной раз докладывал об отсутствии результата, Тома предложил обработать порог комнаты де Садабы сучьей течкой. И как смешно схватился за голову де Камбре. Видать, было уже что-то подобное. И тогда результат господину виконту не понравился.

А здесь сработало. Злющий кобель привел полицейских к одной из дверей и с диким лаем попытался проломить ее своей грудью.

Кстати, как выяснилось, за дверью жил весьма уважаемый купец, много сил отдающий работе в торговой гильдии порта. Он точно знал, чем именно занимались там и покойный Легрос и ныне здравствующий Пифо. Пока здравствующий, ибо предстоящая каторга этому самому здоровью не способствует.

И зачем де Камбре потребовалось гнать парня в этот ад?

Впрочем, это уже проблемы не Вида. Не далее как вчера виконт приказал передать все дела гениям из контрразведки и возвращаться в Амьен. Как всегда, не объяснив причину. Здесь работа сержанта закончена.

Жаль. Тео Ферье расстроился. Вон, сидит напротив надувшийся, словно индюк. А глаза опухшие, видать, плакал от обиды. Ничего, парень, наработаешься еще. Жизнь, она длинная. Хотя у полицейских и не всегда.

Всё. Дело приведено в порядок, все документы подшиты и пронумерованы, как учил де Камбре. Можно передавать контрразведчикам. А вот кто-то как раз в дверь стучится. Наверняка они.

Вереница каторжан, скованных цепью, шла на север. Лишь пару месяцев назад Поль Пифо ехал по этой самой дороге в дилижансе, который сейчас казался королевской каретой. Тогда он мечтал о будущей славе. Сейчас – о миске пресной каши, которой накормят на ближайшей стоянке. Дальше заглядывать бессмысленно. Дальше каторга, галеры и, в конце концов, смерть под кнутом надсмотрщика.

Выжить на галере десять лет? Бывает. О таких счастливчиках рассказывают легенды. И напрочь молчат об их раздутых ревматизмом суставах и разъеденных ледяными ветрами легких. Чтобы не убить у каторжан последнюю надежду.

Тяжелые цепи, железные ухваты на руках и ногах, замкнутые на замки, ключ от которых демонстративно болтается на поясе у сержанта.

Убежать по дороге? Это казалось реальным в самом начале пути. Но уже к вечеру кандалы до кровавых мозолей протерли руки и ноги. Забывшись, в полуобморочном состоянии еще можно идти. Думать, чего-то хотеть? Это выше человеческих сил.

Сломался не он один, глаза потухли у всех, скованных общей цепью, измученно придерживающих кандалы каторжан. Когда их согнали в толпу, под дулами мушкетов, перед направленными на них пиками и обнаженными шпагами многие пытались геройствовать, смеяться в лицо, а то и плевать в сторону конвоиров. И никто не задумался, почему так равнодушно воспринимаются насмешки, а то и прямые оскорбления.

Конвоиры знали. Это была не первая партия заключенных, кого им предстояло отвести в Кале. Все предыдущие также казались себе героями, эти – не исключение. Уже к вечеру они станут тихими и покорными, а к концу пути на коленях будут вымаливать полчаса передышки. И не получат. В конвое нет добрых ангелов, как нет их и в бредущей под собственные стоны и кандальный звон толпе грабителей, насильников и убийц.

Вон пятерка здоровяков. В начале пути громко, чтобы все слышали, обсуждали мальчишку, идущего на десяток шагов впереди них. Во весь голос спорили, у кого первого он будет женой, как именно он будет скрашивать тяготы пути для них, таких могучих и грозных.

И вот прошло всего пять часов, и все уже забыто. По пыльной дороге бредут пятеро сломленных рабов. Они теперь всегда будут лишь рабами, сдохнут в дерьме, даже не попытавшись воспротивиться воле господина.

А мальчишка… он и впрямь ничего. С ладной, еще не изможденной голодом и тяжелым, воистину каторжным трудом фигурой, юным, нежным лицом. Капрал Буше мысленно поздравил себя. Кажется, этот конвой обещает стать удачным.

Действительно, командует молодой щенок. Лейтенант, прости господи. Папаша купил ему офицерский патент, а научить хоть чему-нибудь забыл. И вообще, судя по тому, как этот горе-командир командует, и над мамашей он не сильно утруждался. Потому и родил этого дурня, только и умеющего, что скакать на лошади с грозным видом. Бывалые солдаты лишь посмеиваются. Правда, тихонько: кому охота себе проблемы создавать?

Так что не помешает лейтенант небольшому развлечению. Товарищам на пристрастие Буше наплевать, а с сержантом все давно договорено, чай не первый год знакомы. За пару динариев даст на ночь ключ от кандалов, а дальше… м-м… ночь без кандалов стоит того, чтобы избранник был не просто послушным, но и весьма изобретательным.

Вот и стоянка. Барак, в который, как скотину, загоняют арестантов. Через час сюда закатят бочку с водой да принесут хлеб. Кто-то из солдат раздаст каждому по лепешке и уйдет. А уж что там будет дальше – это никого не касается. Те, кто посильнее, отберут у слабых все, что те не успеют съесть. А уж у парня – в первую очередь. Так что можно сказать, что Буше ему услугу оказывает. А за услугу платить надо, это ж справедливо.

Денег нет? Не беда, плати тем, что имеешь.

Поэтому никто особо и не удивился, когда у всех на глазах капрал повел юного каторжанина на конюшню, откуда предварительно выгнал всех конюхов. Мол, занято лишь одно стойло, и то боевым конем господина лейтенанта, за которым он, капрал Буше, будет ухаживать лично. Ну и вот этот щенок ему поможет, куда денется. А никому другому рядом с тем конем и делать нечего!

Проходи, проходи, дорогой. Что такое? Ручки-ножки болят? Ну так это поправимо, сейчас, сейчас мы эту гадость снимем… ты ведь все понимаешь? Ну и хорошо, становись для начала на коленочки…

Огромный, словно медведь, Буше аккуратно, почти нежно снял кандалы, сильные руки легли на плечи парня, придавливая его к земле…

Глаза! Только взглянув в глаза жертве, капрал понял, что пропал. Этот мальчишка не был сломлен, без кандалов он был опасен.

Буше не сразу осознал, что произошло. Что-то резко заполнило легкие, кровь хлынула на грудь. Лишь через мгновение обожгло горло. Капрал попытался крикнуть, но раздалось лишь бульканье, подкосились ноги, почернело в глазах, и жизнь ушла, оставив большое тело остывать на грязной, истоптанной лошадиными копытами соломе.

Поль отскочил от хлынувшей крови и отбросил гвоздь, которым только что перерезал горло мерзавца.

Спокойно, только не суетиться. Время есть, наверняка эта скотина озаботилась приватностью. Первое – раны. Рубашка капрала воняет потом, но это лучше, чем ничего. Снять с тела, разорвать на полосы. Четыре повязки; даст Спаситель, грязь в раны не попадет.

Обувь… можно оставить свою. Мала для взрослых мужчин, потому до сих пор никто на его башмаки и не позарился.

Деньги? Да, кое-что в карманах имеется, надо брать. Трофей – дело не позорное.

Теперь думать, как выбираться. Двери-окна – не вариант. Заметят сразу, а с покалеченными ногами много не побегаешь. Не убьют, д’Оффуа, усердно изображающий недотепу лейтенанта, не допустит. Но дело будет провалено.