Азазель вернулся с двумя наполненными до краев фужерами, с улыбкой кивнул на ближайший из свободных столиков.

– Отдохнуть не пора? А то Михаилу тяжело, он вообще-то хилый ботаник. Он и пустую ложку ко рту подносит с трудом…

Синильда спросила весело:

– А полную?

Михаил безропотно и с облегчением дал усадить себя, Азазель поставил фужеры с вином перед ними на стол.

– Фирменное, – сообщил он. – Хотя при нынешнем уровне шпионажа и воровства рецептов уже не скажешь, кто настоящий изобретатель.

Михаил откровенно любовался, как Синильда грациозно взяла фужер, аристократичная и блистающая, улыбнулась и красивым жестом, полным изящества, поднесла край к губам, глядя поверх лучистыми смеющимися глазами.

Азазель исчез снова, Михаил взял свой бокал, Синильда улыбнулась ему загадочно, а Михаил, чувствуя, как во всем теле воспламенилась кровь, опрокинул его в себя одним глотком и поставил на стол.

Синильда следила за ним изумленными глазами.

– У тебя же «Звездный Коллапс», – сказала она нерешительно.

– Наверное, – ответил Михаил. – А что не так?

– Да все так, – пробормотала она, – только это адская смесь… Даже крепкие мужчины пьют медленно, но все равно их корежит.

– А-а, – сказал он запоздало, – ну… у меня после травмы что-то с восприятием…

Она улыбнулась.

– Надеюсь, меня ты видишь не искаженно.

– Синильда, – воскликнул он. – Ох, Синильда…

Она прошептала:

– Мы не станем здесь задерживаться до утра, согласен?

– Да хоть сейчас, – ответил он жарким шепотом.

– Посидим полчаса, – предложила она, – а потом уйдем.

Он ревниво просматривал мужчин, но хотя многие смотрят на Синильду с откровенным восторгом, но ни у кого на лицах не увидел узнавания. Даже женщины, в большинстве своем безупречно красивые благодаря работе пластических хирургов, как шепнул Азазель, смотрят на нее с холодным безразличием, хотя и оценивающе.

Он вздохнул с облегчением, ее не признали, а это значит, здесь не появлялась, хотя с такой внешностью должна блистать именно в этом месте, где столько блеска, золота, все пахнет властью и богатством.

– Они что, – поинтересовался он, – нигде не работают?

Она мило улыбнулась.

– Ночью?…

– У них вид такой, – сказал он обвиняюще, – что живут только весельем и танцами! Никто не натрудил спину на тяжелой работе…

Азазель вынырнул из веселящейся толпы, глаза блестят, как у вороватого кота, увидел на их столе пустые фужеры, тут же кивком подозвал проходящего мимо официанта, снял с его подноса три полных фужера, заменив на два пустых.

– Молодцы!.. Пить нужно понемногу, но часто. Михаил, сейчас тяжелых работ нет вообще. Извозчики… тьфу, экскаваторы на что?

– Вот-вот, – поддержала Синильда, – а я вот ландшафтный дизайнер!.. закончила трехмесячные международные курсы, получила красивый диплом…

Азазель издевательски захохотал.

– Ну да, ну да!.. Помню, приехали какие-то аферисты из-за океана, организовали платные курсы, все домохозяйки ломанулись получать дипломы!.. Теперь куда ни плюнь, попадешь в ландшафтного дизайнера международного класса!

Она сказала с достоинством:

– И тем не менее я ландшафтный дизайнер. Мою работу по оформлению приусадебного участка взяли на выставку!.. Так что могу работать, украшая жизнь, и не надрывать спину…

– Ты уже украшаешь, – сказал Михаил. – Тем, что ты есть. С тобой рядом всем хорошо.

Она посмотрела с глубоким сочувствием в глазах.

– Кто может веселиться, но не весел, тот обычно болен или очень угнетен… Михаил, я могу чем-то помочь?

Он пробормотал:

– Я предпочитал радость веселью. Веселье краткосрочно, радость же постояннее…

Азазель громко зевнул и, опорожнив свой фужер, поднялся.

– Какой ты заунывный, Мишка… Ты же рядом с красивейшей женщиной! Ладно, ну вас. Сочувствую тебе, Синильда…

Она грустно улыбнулась, указала Михаилу взглядом в спину Азазеля.

– Смотри, он ушел туда, где радость и веселье, а там все, кроме злобы.

Он сказал смущенно:

– Что со мной не так? Я слышу холодные остроты, плоскую двусмысленность, шутки, балагурство и фальшивый смех, что вроде бы веселье. Ты права, это простолюдины, которые убивают время, которого у них и так мало.

Она протянула руку через стол и накрыла своей теплой ладошкой его толстые грубые пальцы. На ее лице и в глазах он прочел сочувствие и даже сострадание.

– Михаил… ты в самом деле начал смотреть на жизнь по-другому.

Что-то проскользнуло в ее голосе, он насторожился, но спросил как можно беспечнее:

– Ты знаешь о моей прошлой жизни?

Что-то в ее лице на миг дрогнуло, но тут же с прежней милой улыбкой ответила мягко:

– Зачем это мне? Напротив, я вообще не должна знать о своих клиентах ничего лишнего.

Он помрачнел, проговорил с трудом:

– Прости…

Она сказала шепотом:

– Уходим?

Михаил встрепенулся, Синильда смотрела с сочувствием и любовью, и хотя все женщины, как известно, великие притворщицы, но все равно в груди разливалось сладкое тепло и расходится по всему телу.

– Нужно позвать Азазеля, – ответил он торопливо. – Мы приехали на его автомобиле.

– Сам пока водить не умеешь?

– Не пробовал, – ответил он с неловкостью, – но наверняка могу, ничего сложного в этом нет.

Она поднялась, Михаил снова залюбовался, а Синильда высмотрела кого-то в толпе, помахала рукой.

– У тебя заботливый друг, – сказала она, – развлекается, но за нами присматривает. Уже идет…

Азазель вынырнул прямо из группы танцующих, то ли вертелся с ними, то ли прошел насквозь, как крупная рыба через стайку мелочи, выглядит таким же веселым и праздничным.

– Что-то стряслось?

– Навеселились, – сообщил Михаил коротко.

К его облегчению, Азазель ответил с полнейшей безмятежностью:

– Тогда в другой клуб или…

– Или, – ответила Синильда и добавила с мягким укором: – Ты забыл, Михаил восстанавливается после травмы, он пока еще слаб…

– Правда? – изумился Азазель. – А с виду такой бычара… Хорошо, уходим. Обо мне не беспокойтесь, счастливому человеку везде хорошо и весело.

Входные двери клуба распахнуты, снаружи воздух чуть свежее, в небе вдали слабо горят красным звезды, Михаил вспомнил, что это фонари предостережения на высоких крышах, чтобы пилоты не снижались слишком низко.