– Очень предусмотрительно, – подтвердил Азазель. – Все люди такие разные и совсем, к счастью, не ангелы… Перекусим на ночь?

Михаил смолчал в затруднении, а Синильда весело прощебетала:

– Только если без кофе. Я после него не засну.

– Тогда легкий ужин, – решил Азазель. – Все равно сразу не заснем после такой встряски. Хотя почему нет? Я спать люблю.

Михаил помнил насчет двойственной природы человека, который сам по себе скот, но с душой от Всемогущего, и даже понимал мудрость насчет того, что проще поддаться зову плоти, чем сражаться с ним постоянно, но то ли не получалось на практике, то ли что-то еще, но продолжал держать в руках Синильду и потом, не желая расставаться с ее теплом и нежностью.

Наконец, расцепившись и выравнивая дыхание, они лежали рядом на постели, и все равно чувствовал хоть и не зов плоти, но неодолимое желание держать ее в объятиях, защищать, беречь и спрятать от этого опасного мира…

Она, как чувствовала, положила голову ему на плечо, а согнутую в колене ногу забросила чуть ли не на грудь, прижалась, и он наслаждался этим единением, когда зов плоти вроде бы удовлетворен, однако нежность к этой хрупкой и самоотверженной женщине едва не выплескивается из ушей.

Азазель, который может спать, а может и не спать, уже лениво переругивается с Сири, а та ему отвечает довольно язвительно. Азазеля, как уже понял Михаил, такое еще больше забавляет, и он продолжает ее дразнить, как он сказал, развивать ее машинный интеллект.

Синильда пощекотала ресницами ему грудь, тихонько вздохнула.

– Нужно подниматься… Слышишь, твой друг жарит шашлыки…

Михаил потянул носом, тут же в желудке квакнуло. Синильда подняла голову, улыбнулась ему и, убрав ногу, вскочила одним движением, полным красоты и грации.

Он лежал несколько минут, любуясь, как она одевается, а когда обернулась к нему, уже готовая к выходу, он поинтересовался:

– А краситься что… не будешь?

– У меня татуаж, – ответила она с милой улыбкой. – Не хочу, чтобы ты пугался утром.

Он торопливо вскочил, быстро оделся, а когда вышли из спальни, Азазель уже расставлял тарелки по столу.

– А-а, – сказал он, поднимая голову, – день без ссор – крепкий сон?… Доброе утро.

– Утро доброе, – ответила Синильда благовоспитанно. – Как спалось?

– Бабы снились, – сообщил Азазель. – Но я эту проблему решаю легко.

Она светски улыбнулась.

– Можно было позвать Злату.

– Да не хотелось тревожить девушку по такой мелочи, – ответил он. – Тащиться через половину города ради такого пустяка?… Михаил, пойди помой руки и садись за стол.

– Он уже помыл, – сказала Синильда. – Отряхнул и помыл.

– Тогда за стол, – пригласил он. – Если шашлыки не удались, бейте Сири. Хотя, правда, готовит их она впервые…

Из динамиков раздался обиженный детский голосок:

– А почему всегда виновата Сири?…

– Гм, – сказал Азазель озадаченно, – а в самом деле… Женщины виноваты, на них изначально первородный грех, нечего было со Змеем прелюбодействовать, а вот ты, Сири, в самом деле беспорочна… Ладно, ешьте, не умничайте!

Новое блюдо со странным названием «шашлыки» оказалось не просто восхитительным, а просто дивным. Каким же оно будет, когда Сири подучится готовить? Михаил ел с жадностью, оголодавшее за ночь тело жрет так, что за ушами трещит, Азазель с ехидной улыбочкой переложил на его тарелку еще с десяток крупных ломтиков, и хотя по правилам пристойности нужно было сказать торопливо «Что вы, что вы, достаточно!», Михаил лишь кивнул и посмотрел на горку еще горячих кусочков мяса на основном блюде в центре.

У Синильды на запястье изящные часики с человеческой нечестивой магией, Михаил то и дело скашивал глаза, посматривая, как там постоянно меняются картинки, иногда доносится мелодичный звонок. Синильда отвечала редко, но сейчас почему-то очень быстро выхватила из сумочки смартфон, прижала к уху.

– Я здесь, – сказала она так торопливо, что почти крикнула. – Как у нее?

Михаил невольно прислушался – это среди людей считается неприличным, но что здесь неприличного? – и четко услышал женский всхлипывающий голос:

– Химию отменили… Говорят, не выдержит нового сеанса!.. Да и бесполезно, так сказали, метастазы уже везде… Прости, не могу удержаться, реву все время…

– Крепись, – сказала Синильда, – сейчас еду.

Связь оборвалась, Синильда сунула коробочку в сумочку, Михаил искоса посматривал на ее ставшее суровым лицо.

– Неприятности?

– Младшая сестренка умирает, – ответила она неохотно. – Просмотрели простейший рак желудка, но теперь метастазы даже в мозгу… Прости, я должна отлучиться.

– Надолго?

Она взглянула на него зло и растерянно.

– Не понимаешь?… У меня сестра умирает!.. Я должна быть там.

Она ухватила сумочку и выбежала из комнаты. Михаил вскочил, едва не подавившись куском мяса, догнал ее в коридоре.

– Но если умирает, что ты можешь?

– Посижу с нею, – бросила она на бегу, – буду держать за руку.

– Это поможет?

– Нет, но ей будет легче.

– А тебе?

– Мне тяжелее, – огрызнулась она, водя пальцем по экрану смартфона, – но кто о себе думает в таких случаях?

Выбежали на улицу, тут же подъехало такси.

Михаил забежал вперед и распахнул перед Синильдой дверцу, как видел в каком-то фильме, а потом, усадив Синильду, поспешил обогнуть автомобиль спереди и сесть с нею рядом.

Она бросила коротко, не глядя в его сторону:

– Тебе ехать со мной не стоит.

– Почему?

– А зачем? – спросила она раздраженно и с тоской в голосе. – Я сейчас никакая… Мне нужно поддержать сестру.

– А мне тебя, – ответил он.

Она метнула в его сторону короткий взгляд, вроде бы полный удивления, но тут же ее лицо стало сосредоточенным, всеми мыслями она уже там, в больнице, рядом с младшей сестренкой.

Они вбежали в приемный покой, Михаил чувствовал сильнейший запах не только лекарств, но и неулавливаемые людьми боль и страдание, разлитые не только в воздухе, но и выплескивающиеся из окон и дверей.

И пока спешили по коридору, он все сильнее чувствовал эту боль, эти угасающие надежды, это нежелание угаснуть, дать тьме погасить искру, зароненную в их души Творцом.

Синильда столкнулась в дверях с медсестрой, та сказала с сочувствием:

– Хорошо, что вы пришли… Уже недолго.

– Как она? – спросила Синильда.