Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутренняя отделка апартаментов была выполнена по эскизам А. Ринальди и В. Ф. Бренна. Изысканный паркет, бронзовые люстры, мебель в стиле Людовика XVI — все это производило сильное впечатление на посетителей.
Галереи Гатчинского дворца хранили богатые коллекции предметов искусства. В Китайской галерее были собраны еще со времен Екатерины II, Павла I и Александра I редкие изделия из фарфора и агата. В так называемой Чесменской галерее на стенах висели четыре большие копии с картин Геккерта, на которых было изображено сражение русских с турками в Чесменской бухте в 1768 году, окончившееся победой русских моряков. На стенах дворца были и другие картины, гобелены и гравюры, запечатлевшие подвиги солдат и моряков еще во времена царствования Петра I, императрицы Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины Великой. Таким образом, каждый уголок Гатчины напоминал о былом величии России под скипетром Романовых.
Хотя Гатчинский дворец был огромен (в нем насчитывалось более девятисот комнат), Александр III с семьей жил не в парадных помещениях, а в скромных небольших комнатах, в так называемых антресолях, где во времена императора Николая I жила прислуга. Александр III, будучи большого роста, предпочитал маленькие комнаты. Все роскошные помещения дворца были предоставлены для официальных приемов. Кабинет императора, помещавшийся в бельэтаже Арсенального каре дворца, представлял собой также довольно скромное помещение. Леди Черчилль, посетившая Гатчинский дворец во время своего визита в Россию в 1889 году, отмечала: «Они (семья Александра III. — Ю. К.) живут с большой простотой, в небольших комнатах, что составляет резкий контраст с величавой фигурой царя и его величественной осанкой. Манеры Его Величества так же просты, как и вкусы». Дворец был окружен парком, который разделялся на две части рекой и искусственными озерами, вырытыми еще в середине XVIII века.
После гибели императора Александра II и ряда террористических актов, направленных уже против Александра III и членов его семьи, в Гатчине были введены исключительные меры безопасности. Для несения сторожевой службы были задействованы несколько полков: полк Синих кирасир и Свободнопехотный полк — для личной охраны царя. В него входили представители всех гвардейских полков. Любопытен тот факт, что в течение многих лет командиром одного из охранных подразделений был финн Фредрик Бьёрнберг. Солдатские казармы находились здесь же, на территории полка.
Несмотря на это, император, будучи по натуре человеком смелым и хорошо понимая, что даже самые строгие полицейские меры не могут полностью гарантировать ему и его семье безопасность, продолжал открыто появляться на людях, в общественных местах, в театрах, на выставках. По воспоминаниям младшей дочери Александра III великой княгини Ольги Александровны, полковые солдаты и матросы были настоящими друзьями царских детей и всех членов царской семьи. На парковой территории дворца постоянно присутствовали также и люди другой специальной охраны — детективы в штатском, от внимания которых, естественно, не мог укрыться ни один посторонний человек.
А факты были малоутешительны. Так, уже во время погребения Александра II заговорщики готовили очередное покушение, но теперь уже на Александра III и находившегося тогда в Санкт-Петербурге наследного принца прусского. Градоначальнику Н. М. Баранову удалось арестовать девятнадцать заговорщиков.
По распоряжению начальника охраны императора генерала П. А. Черевнина охрана в Петергофе была увеличена с пятидесяти до ста человек. Узнав об этом, Александр III послал Черевнину бумагу следующего содержания:
«Несмотря на мои частые повторения, что я не желаю, чтоб, когда я выезжаю, за мною ездили мушары и проч., я опять замечаю, что приказание мое не исполняется. Я не знаю, Ваши ли это люди или Грессера (генерал-адъютант, петербургский градоначальник в 1882–1892 годах — Ю. К.), но прошу распорядиться, чтобы этого более не было, как мера совершенно лишняя и, конечно, ни к чему не ведущая. Я разрешил Грессеру, когда он находит нужным, самому иногда следовать за мною, когда известно, куда я еду, но кроме него я не разрешаю никому, потому что считаю эту меру глупою и весьма неприглядною.
Когда я еду по заведениям или госпиталям, всегда все полицейское начальство той местности является туда, и, конечно, этого достаточно. Прошу в этот раз сделать распоряжение раз и навсегда, и чтобы не приходилось мне повторять это каждый год снова; мне это надоело. Я никогда не мешаю Вам и Грессеру принимать меры, которые Вы находите нужными, но следовать за собой положительно запрещаю».
Александр III очень любил Гатчину. Как вспоминал С. Д. Шереметев, в Гатчине «он много ходил, наслаждался прогулками с семьею, словно помещик в своей усадьбе. Прогулки по окрестностям и пикники в лесу были особенно приятны и даже оживленны… Но оживление это было не светское, а особого свойства, особенно ему любезного. Оживление придавали дети, уже достигшие того возраста, когда они всего забавнее и веселее».
Оставаясь в Гатчине один или с детьми, когда Мария Федоровна вынуждена была покинуть мужа, уезжая то на Кавказ — навестить больного сына Георгия, то в Данию — с визитом к своим родителям, Александр III регулярно писал жене письма, рассказывая о своей жизни в Гатчине, о детях. Письмо от 18 апреля 1884 года: «В 11 часов поехали к обедне в милую нашу церковь. Утро было хорошее, тепло и тихо, и во время обедни соловей пел все время, так это было оригинально и мило!» Прогулки с отцом по паркам Гатчины дети обожали. Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала: «Настоящим праздником были те дни, когда, услышав, как часы на башне дворца бьют три раза, мы получали сообщение о том, что Его Императорское Величество позволит взять нас с собой в гатчинские леса.
Мы отправлялись в Зверинец — парк, где водились олени, — только мы трое и больше никого. Мы походили на трех медведей из русской сказки: отец нес большую лопату, Михаил — поменьше, а я совсем крохотную. У каждого из нас был также топорик, фонарь и яблоко. Если дело происходило зимой, то отец учил нас, как аккуратно расчистить дорожку, как срубить засохшее дерево. Он научил нас с Михаилом, как надо разводить костер; наконец, мы пекли на костре яблоки, заливали костер и при свете фонарей находили дорогу домой. Летом отец учил нас читать следы животных. Очень часто мы приходили к какому-нибудь озеру, и Папа́ учил нас грести. Ему так хотелось, чтобы мы научились читать книгу природы так же легко, как это умел делать он сам. Те дневные прогулки были самыми дорогими для нас уроками».
В тяжелый 1881 год Мария Федоровна, естественно, не могла посетить Данию и поэтому в письмах к отцу настойчиво просила его приехать в Санкт-Петербург навестить их. Кристиан IX обещал дочери выполнить ее просьбу, но его беспокоила мысль о необходимости соответствовать российской экстравагантности. В письме дочери он писал, что в случае его с королевой визита в Санкт-Петербург он желал бы жить как можно ближе к Минни, но не во дворце, а в более изолированной обстановке.
Визит датской королевской четы состоялся поздней осенью 1881 года. Прием, оказанный им, был очень торжественным. Почетных гостей в Кронштадтском порту встречали император и императрица, а также большая свита из особ императорской фамилии, светские дамы, великие князья и княжны, придворные кавалеры.