Вот, значит, как это называется! Он отвык! Катя, надув губы, молчала.

– Да, еще хотел спросить. – Отец прищурился, глядя на Катю, словно оценивая, не устроит ли она еще одну истерику. – Скажи, а у Лены кто-нибудь есть?

– Это в каком смысле? – Катя замерла.

– Ну… Любимый мужчина.

– Ты, – боялся он не напрасно: Катя мгновенно вышла из себя, – ты с ума, что ли, сошел?! Совсем больной?

– Катерина! Кто тебя научил таким словам?!

– А ты думай, что говоришь! Мама твоя жена, ты забыл? Она любит только тебя.

– Она молодая женщина… Мы уже столько лет не живем вместе.

– И что? Мы тебя ждали! Ждем… Пока ты по бабам шляешься!

– Все! – Отец отбросил вилку. – Не получается у нас с тобой разговор. Я слышал, что в подростковом возрасте дети становятся трудными, но ты бьешь все рекорды. Кажется, я очень вовремя от вас обеих уехал.

В ответ Катька задрожала от ненависти: этот человек, которого она когда-то так сильно любила, оказывается, даже не понимает, какой страшный вред ей причинил. Она смотрела мимо отца и боролась с подступавшими слезами. Напрасно.

– Ну, малыш… – Виктор с трудом выдавил из себя когда-то привычное имя, – ну, не плачь! Все же хорошо. Да?

– Нет, – сквозь всхлипы пробормотала она, – мама плохая. Я не хочу с ней жить! Можно, я лучше останусь здесь, с тобой?

Даже сквозь слезы Катя заметила, как по лицу отца пробежала волна, похожая на помехи в телевизоре. Она исказила черты мужчины и замерла в опустившихся уголках рта.

Катя разрыдалась еще сильнее: все поняла без слов. Она хотела вызвать его жалость, рассказать о том, что Ленка теперь, чуть что, пускает в ход кулаки. О том, что едва ли не каждый вечер от матери пахнет спиртным, что она закатывает страшные истерики и несколько раз уже грозилась убить свою дочь. А когда Катька недавно сильно порезала руку, пока чистила картошку, только бросила, едва взглянув: «Так тебе и надо!»

– Перестань, малыш. Все равно ничего уже не исправишь.

Новая волна рыданий задушила ее слова: накатила и не желала отступать. Отец пересел к ней, обнял за плечи, потряс, прижимая к себе. Катя поддалась ему как тряпичная кукла, обмякла, но его прикосновения больше не приносили желанных ощущений – ни надежности, ни силы в них не было.

– Пойдем отсюда, – пролепетала она, как только смогла заговорить.

Отец послушно поднялся и сам отправился искать официанта. Тот, сообразив, что не стоит больше показываться единственным и странным посетителям на глаза, больше не высовывал носа из подсобки.

Разобравшись с оплатой, Виктор вытянул Катю за руку из-за стола, помог ей одеться и вывел на улицу. Только здесь, на свежем воздухе, она вдохнула полной грудью и немного пришла в себя.

– Поговори, пожалуйста, с мамой, – с трудом выдавила она и поморщилась, заметив ужас, промелькнувший в глазах отца.

– Зачем?!

– Она приехала сюда специально, чтобы найти тебя.

Катька надеялась, что отец, увидев Лену своими глазами, сразу поймет: нельзя оставлять с ней ребенка. Дочку нужно спасать.

– И что? – Он все еще делал вид, что ничего не понимает: закрылся от дочери глухой стеной.

– Трус! – процедила он с досадой сквозь зубы. – Я тебя ненавижу!

Он с секунду постоял на месте, потом решительно схватил Катьку за руку, дернул и приказал:

– Веди! Закроем эту тему раз и навсегда.

Катька ждала в коридоре, пока отец разговаривал с матерью в номере. Оттуда доносились причитания, вскрики, плач – несложно было себе представить, как мать унижается перед отцом, ползает перед ним на коленях и умоляет вернуться. Девочка не могла больше этого слышать: закрыла уши ладонями. С нее хватит, она больше ничего не желает знать.

Отец вышел из номера весь взмокший, как будто из сауны – волосы у корней влажные, рубашка под мышками потемнела. Кое-как попал руками в рукава куртки.

– Спасибо, – бросил он Катьке, которая стояла, съежившись и вжавшись в стену, – давно надо было это сделать.

– Что ты ей сказал?

– Все, что было нужно. – Он посмотрел на дочь так, словно она была незнакомкой. – Прощай!

Виктор решительно развернулся на каблуках и пошел к выходу. Его волосы развевались от быстрой ходьбы, фигура – чужая, жестокая – стремительно удалялась. У Кати больше не было отца.

Когда она, дрожа от страха, открыла дверь в номер и вошла, мать лежала в сапогах поперек кровати. Вниз лицом.

– Вот и все, – прошептала Лена, тяжело дыша, – проклятая Прага. Кончилась моя жизнь…

К вечеру второго дня в палату из родильного зала привезли новенькую. Сначала она всхлипывала и стонала, отвернувшись лицом к стене, и только через пару часов затихла – видимо, уснула.

Зато Маше не удалось за все время после родов даже вздремнуть: как только она делала попытку положить девочку в бокс, та тут же начинала кривить губы и угрожающе кряхтеть. Вот и сейчас было то же.

Молчанова валилась с ног от усталости, но стоило ей попытаться выдернуть из цепких десен грудь, как младенец начинал плакать. Маша испуганно прижимала девочку к груди и оглядывалась, боясь потревожить соседку. Но та ни разу даже не шевельнулась. Лежала, вытянувшись и замерев.

Время от времени Маша подходила совсем близко – хотела убедиться, что новенькая дышит. Рассмотрев едва уловимое движение роскошной груди, поднимавшейся в такт дыханию, успокаивалась. Всю ночь она мерила шагами палату и давала ребенку то одну, то другую грудь. К утру девочка наконец уснула на руках, утомившись от длительного и бессмысленного сосания, а Маша продолжала, как маятник, ходить из угла в угол, теперь уже просто по инерции, забывшись в тяжелых мыслях.

С соседкой она познакомилась на рассвете, когда та, стараясь не шуметь и изворачиваясь словно больная змея, начала медленно сползать с кровати. Маша молча помогла ей встать. У молодой женщины было не слишком красивое лицо, но зато роскошное телосложение – тонкая талия, округлые бедра, и над этим великолепием возвышалась огромная грудь.

– Спасибо, – голос у девушки оказался низкий, с приятными обертонами, – здесь есть туалет?

– Там, – Маша кивнула в сторону двери, – сейчас я вам свет включу.

Она нажала рычажок. Ребенок так и спал у нее на руках – Маша боялась, что очередная попытка переложить младенца в бокс закончится новой истерикой.

– Спасибо. Меня зовут Юлей. А тебя?

– Меня Машей.

Юля скрылась за дверью. Молчанова попыталась лечь на кровать вместе с ребенком так, чтобы не разбудить его, но дверь в палату тут же распахнулась и вплыла очередная незнакомая дама в белом халате.