В основе этой главы – малоизвестная автобиография Элизабет Леба и мемуары мадам Ролан, написанные в тюрьме. У этих двух женщин, которых разделяет целое поколение, получивших разное воспитание и образование, мало общего. Но их мужья были политиками, сторонниками республики. Каждая из них справедливо считала себя жертвой революции, поскольку она разрушила семейную жизнь и Элизабет Леба, и мадам Ролан.

Элизабет Леба, урожденная Дюпле, была девушкой из мелкобуржуазной семьи, в их доме снимал квартиру глава якобинцев Максимилиан Робеспьер. Ее будущий супруг Филипп Леба был одним из ближайших соратников Робеспьера. Ей едва исполнилось двадцать лет, когда в 1792 году она впервые увидела Леба. 13 августа 1793 она вышла за него замуж, а менее чем через год стала матерью и вдовой. Элизабет была заключена в тюрьму вместе с младенцем, а после освобождения подвергалась гонениям. Возможно ли, чтобы за такой короткий срок произошло столько событий?

Начиная свои мемуары, Элизабет сразу приступает к делу:

«В тот день, когда Марат торжествовал в Национальной ассамблее, я впервые увидела своего дорогого Филиппа Леба. Я была с Шарлоттой Робеспьер, Леба подошел, чтобы поклониться ей. Он пробыл с нами долго и спросил у нее, кто я. Шарлотта ответила, что я – одна из дочерей хозяина дома, где квартирует ее старший брат» [55] .

Рассказчица подчеркивает исторический момент: ее любовный роман начинается в тот день, когда радикальный журналист и делегат Конвента Марат громит своих противников и ликующая толпа вносит его на руках в стены Ассамблеи. Такие события способствовали расцвету их любви.

Для девушки и ее будущего мужа Шарлотта, сестра Максимилиана Робеспьера, играла роль подруги, наперсницы и посредницы. Она сопровождала Элизабет на заседания Конвента, представила ее депутату Леба, была рядом, когда они впервые обменялись несколькими словами и разными безделушками, наставляла девушку, как вести себя с поклонником. На одно из заседаний женщины принесли сладости и фрукты, желая угостить Филиппа Леба и другого брата Шарлотты – Огюстена Робеспьера, который тоже был депутатом.

На следующей сессии Конвента от фруктов перешли к драгоценностям: Леба взял у Элизабет кольцо, а взамен подарил ей свой лорнет. Элизабет вспоминает:

«Я хотела вернуть ему лорнет… Он умолял меня сохранить его. Я сказала Шарлотте, чтобы она его попросила вернуть кольцо, она обещала, но в этот день мы больше не видели Леба…

Я сожалела, что осталась без кольца, и сожалела, что не могу вернуть ему лорнет. Я боялась, что мать будет недовольна мною».

Начало юношеской любви, как ее описывает Элизабет, превращается в «комедию ошибок», а «неудачи» только усиливают увлечение и окольными путями ведут к торжеству нежного чувства. Будущие любовники выглядят чистыми и безупречными, целомудрие их поступков гарантируется бдительным оком старшей подруги и страхом перед строгой матерью. Их любовь расцветает в священных стенах, а потому должна развиваться по революционному сценарию: женщины и мужчины сторонятся «распутства старорежимных аристократов», выбирая путь добродетели, искренности и любовной привязанности.

После неприличного обмена безделушками, затеянного Леба, сердце наивной девушки было встревожено, а тут еще возникает серьезное препятствие их отношениям. Леба заболел и не мог посещать Конвент. Узнав о его болезни, Элизабет впала в такую печаль, что привела своих друзей в замешательство. «Все заметили мою грусть, даже Робеспьер, который спросил, не горюю ли я в тайне о чем-то… Он обращался ко мне по-доброму: “Маленькая Элизабет, считайте меня самым близким другом, добрым братом, я дам вам любой совет, который может пригодиться в вашем возрасте”».

Робеспьер сыграл главную роль в их романе – роль свата. По воспоминаниям Элизабет, он, вопреки своей репутации сурового человека, относился к ней тепло и по-доброму. Но другой революционный легендарный персонаж, Дантон, повел себя недостойно. Его уродливая внешность, а главное – его откровенные намеки вызвали у Элизабет отвращение, когда она встретилась с ним в загородном доме друзей.

«Он сказал, что я выгляжу ослабленной и что мне нужен хороший любовник, который помог бы мне поправить здоровье!.. Он подошел ко мне, хотел обнять за талию и поцеловать меня. Я с силой оттолкнула его…

Я стала умолять мадам Пани никогда больше не привозить меня в этот дом. Я сказала ей, что мужчина делал мне мерзкие предложения, каких раньше я никогда не слышала. В нем не было ни капли уважения ни к женщинам, ни к девушкам».

Образ распутного Дантона вполне соответствует его репутации, и вовсе не обязательно быть аристократом, чтобы вести себя как Версак, герой Кребийона, или Вальмон из «Опасных связей» Лакло. В его присутствии мысли Элизабет были заняты в первую очередь тем, чтобы защитить свою невинность и доброе имя.

После двух месяцев болезни Леба вернулся к общественной деятельности. Элизабет случайно столкнулась с ним на собрании якобинцев: у нее были забронированы места на вечернее заседание, где Максимилиан Робеспьер должен был произносить речь. Когда читаешь ее историю, начинаешь понимать, что именно эта встреча с Леба стала важнейшим моментом в их отношениях.

«Вообразите мою печаль и мою радость, когда я поняла, что любима! Пока его не было, я пролила так много слез. Мне показалось, что он очень изменился. Он спросил, что у меня нового, как поживает моя семья… Он задавал много вопросов, словно старался поймать меня на слове. Он спросил, не собираюсь ли я вскоре замуж, люблю ли я кого-нибудь, по вкусу ли мне наряды и удовольствия и хотела бы я, когда стану женой и матерью, кормить своих детей грудью…»

Все эти вопросы были своего рода тестом, чтобы понять, обладает ли Элизабет теми качествами, которые необходимы для достойной жены республиканца. Разумеется, она прошла испытание, и Леба, в конце концов, произнес: «Я нежно люблю вас с того самого дня, как впервые увидел».

Влюбленные открыли друг другу свои чувства. Леба десять раз на дню собирался написать ей, но опасался, что его письма могут скомпрометировать ее. Любому читателю романов известно, в какую переделку можно попасть с подобными письмами! Максимилиан заверил его, что семья Дюпле – чистейшие люди, «преданные свободе». Огюстен Робеспьер подтвердил, что все в доме Дюпле «дышит добродетелью и патриотизмом». Филипп был готов просить руки Элизабет.

Леба был на десять лет старше Элизабет, хорошо воспитан, занимал видное положение в обществе. Он разговаривал с ее матерью на равных, а сама она молча стояла в сторонке. Главным возражением матери было то, что она хотела бы прежде выдать замуж двух старших дочерей, а Элизабет, по ее мнению, была еще слишком молода и ветренна. Леба настаивал: «Я люблю ее… Я буду ей другом и наставником». На следующий день при разговоре с отцом и матерью Элизабет даже не позволили присутствовать. Но родители, в конце концов, согласились на этот брак, и Элизабет пригласили, чтобы сообщить приятную новость. «Вообразите мое счастье! Я не могла поверить в него… Мы бросились в объятия матушки и батюшки. Они были растроганы до слез». Эта сцена как будто написана кистью Жана-Батиста Греза, умевшего передать дух сентиментальной любви лучше любого другого художника той эпохи. Как и персонажи картины Греза «Отеческое благословение», Филипп, Элизабет, ее семья и Робеспьер на правах друга жениха – все лили слезы радости, угощаясь в честь помолвки горячим шоколадом.