Это дерево было известно тем, что во время Второй мировой войны служило эшафотом, орудием многочисленных казней. Фашисты днем вешали на нем советских партизан, даже стальные скобы в дерево вбили, чтобы было проще забираться на него и привязывать веревки к толстым ветвям. А ночью партизаны, сняв с сосны мертвых товарищей, в свою очередь, вешали на ней захваченных в плен немецких оккупантов[5]. Такое продолжалось не раз и не два, вследствие чего дерево настолько пропиталось эманациями смерти и боли, что листва с него осыпалась задолго до чернобыльской аварии…

После которой возле него стали происходить страшные вещи.

Проходя мимо, сталкеры не раз видели на сосне висящие трупы. И непонятно было, то ли дерево по сей день кто-то использует в качестве виселицы, то ли это призраки людей, казненных в годы войны. Но, как бы то ни было, те, кто в сталкерских барах рассказывал о том, что видел повешенных людей на ветвях жуткого дерева, через некоторое время сам оказывался висящим на этой сосне. Как это происходило, никто никогда не видел. Да только стоило очевидцу с придыханием рассказать кому-то зловещую историю, глядь – а он уже сам болтается в петле, и вороны деловито выклевывают его выпученные от боли глаза. Говорят, что и тот сталкер, который разместил в «Энциклопедии Зоны» статью об этой сосне, тоже вскоре оказался висящим в петле на одной из ее ветвей.

Поэтому сталкеры старались вообще не упоминать сосну-крест, а в своих путешествиях по Зоне обходить стороной проклятое место.

Но сейчас нам это не удалось. И мы с Настей стояли и смотрели на трупы, висящие под толстыми ветвями сосны-креста. На одной четыре тела, на другой пять. Порывы утреннего ветра раскачивали мертвецов, вращали их, и казалось, будто повешенные кружатся в страшном, жутком танце.

Три или четыре трупа были относительно свежими, но большинство почернели от времени, и почти разложились. Сквозь обрывки одежды были видны торчащие кости, и большой черный ворон расхаживал по голове одного из повешенных, прикидывая, как бы ему половчее выклевать чудом сохранившийся глаз.

Завораживающее зрелище. Смерть вот в таком неприкрытом, вызывающем виде всегда приковывает взгляд. Вроде и не хочешь смотреть, а все равно смотришь. Я даже на мгновение забыл о том, что нас преследует проклятый туман. И тени в нем…

Когда я обернулся на шелест, раздавшийся за спиной, они как раз вылезали из тумана. И словно осенние листья на ветру, шелестели их щупальца, трущиеся друг о друга.

Теперь эти твари, порожденные радиоактивной землей Зоны, больше не маскировались. Как раз сейчас самая первая из них сдирала с себя рваную телогрейку вместе с человеческой кожей под ней, искусно натянутой на студенистое тело. Теперь понятно, почему бабку не брали пули. Они просто прошивали ее насквозь, не причиняя вреда. Обалдеть можно… Разумные студни, способные говорить. Или же то, во что под влиянием радиации и волны Излучения превратились дачники, не пожелавшие после аварии покинуть свои участки.

Они были похожи на куски мутного холодца, из которого росли длинные щупальца. У кого четыре, а у кого и шесть. И в центре каждого «холодца» – ядро. Темная область, вероятно что-то вроде центра управления. Содрав маскировку, стесняющую движения, твари довольно шустро выкатились из тумана и поползли к нам, сноровисто перебирая нижними щупальцами и угрожающе растопырив верхние.

– Стреляй по темным ядрам! – заорал я Насте, вскидывая пулемет…

Но не выстрелил. Потому что позади меня раздался странный звук. Будто множество ног синхронно зашуршали по хилой траве Зоны, приближаясь ко мне.

Я обернулся. И чуть пулемет не выронил от неожиданности.

Их было много. Сотня, может больше. Мертвецы, у большинства из которых не было глаз. Да и мяса на почерневших костях осталось не так уж много. Но зато у каждого на шее болтался обрывок веревки. Похоже, на этой сосне вешали всегда, пока она стояла, уж больно много живых трупов шло сейчас к нам с Настей.

Кио, кстати, тоже подвисла слегка. Что делать, в кого стрелять?

И тут меня осенило!

Мертвые шли убивать, но не нас. Вернее, нас тоже, если мы немедленно не уберемся с территории, которую нельзя тревожить. Плохо это, когда мертвым мешают спокойно спать. Ведь при этом бывает, что они просыпаются. И тогда разбудивший пожалеет, что сам не умер раньше.

Я схватил кио за пояс и рванул в сторону. Откуда только силы взялись? Хорошо, что она довольно быстро очнулась – похоже поняла мою задумку. И рванула вслед за мной.

Мы словно из-под кузнечного пресса выскочили, когда «дачники» вре́зались в толпу мертвецов. Жуткий многоголосый вой разнесся над Зоной, такой, от которого кровь стынет в жилах. Но что там произошло под сосной-крестом, мы не увидели – место жуткой бойни немедленно накрыл туман, ползущий за «дачниками».

Да и рассматривать, что там происходит, как-то не хотелось. Откуда только силы взялись? Рванули мы знатно, прям через редколесье, не разбирая дороги. Вполне нормальная и правильная реакция на такое. Когда не можешь убить противника, постарайся, чтобы он не убил тебя.

Ну мы и постарались на славу. С полкилометра пробежали за несколько минут, причем последние метры я буквально тащил Настю на манер буксира.

Наконец редколесье кончилось, и мы вновь вышли на шоссе. Впереди маячила бетонная автобусная остановка, вроде и не особо разрушенная, даже с крышей.

– Дотянешь? – прохрипел я, чувствуя, что вот-вот сам рухну на землю от усталости.

– Ага, – хрипло отозвалась кио.

И правда, дотянула.

На бетонную лавку остановки мы рухнули одновременно.

– Полтора процента заряда осталось. И вырублюсь, – прошептала Настя.

– Понял, – прохрипел я, отстегивая с пояса флягу. Вылил себе в пасть остатки воды, и полез по рюкзакам искать съестное.

Настю мне пришлось кормить с рук, энергии у нее только и осталось на то, чтобы прожевать тушенку, засунутую в рот. Но хватило. После третьей банки она пошевелилась и села поудобнее.

– Что это было?

– Это Зона, – ответил я. А как по-другому ответить? Я и сам понятия не имею, почему на этой огромной помойке, куда «мусорщики» сваливают свои отходы жизнедеятельности, оживают мертвецы, и сама земля создает чудовищных монстров, жрущих все живое. Поэтому на подобные вопросы есть только один ответ.

– Я уж думала, что после нашего мира меня ничем не удивить, – покачала головой кио. – Но ваш – удивил. Мягко говоря.

– Ага, – отозвался я, вскрывая очередную банку тушенки, на этот раз для себя. – Сам вот брожу по нему, и каждый раз удивляюсь, что еще жив.

– Это тебя твое предназначение бережет, – усмехнулась Настя. – Чтоб и дальше книги писал о своих приключениях.

– Если это мое предназначение, то в гробу я его видал, – буркнул я. – Давно уже мечтаю накопить на свой домик и свалить отсюда подальше.