А потом ослепительная вспышка резанула по моим глазам. Хорошо, что я зажмуриться успел, ибо ожидал чего-то подобного.

Когда же я через несколько мгновений открыл глаза, то ни сияния, ни человека в зеленом защитном комбинезоне больше не было. Памятник вновь был таким же, каким мы с Настей увидели его впервые несколько минут назад, без каких-либо аномальных признаков. Лишь у подножия белой бетонной стрелы лежал человеческий скелет, которого тут раньше не было. Совершенно чистый, без малейших признаков плоти или одежды. Я очень хорошо видел это с того места, где стоял.

А потом меня отпустило. Будто выдернули из тела тот стержень, ту неистовую молнию, что образовалась на месте моего позвоночника. И весь остальной скелет заодно.

Я в одно мгновение стал пустым, как автоматный магазин после хорошего боя. Именно такое ощущение свалилось на меня вместе с осознанием, что всё. Враги мертвы, а я жив, и вроде даже не ранен. Только навороченного бронекостюма на мне больше не было. Отдал всю свою энергию, гася удары пуль? Может и так. А может просто сломался и рассыпался на атомы. Без разницы. Все равно.

Даже если б я очень хотел, я бы не смог удержаться на ногах. Они подкосились, и я без сил рухнул на колени. Тело била мелкая дрожь. Отходняк? Наверно. Хотя раньше после боя у меня такого не наблюдалось. Мандраж после нескольких убийств обычно наблюдается у зеленых «отмычек», вырванных из комфортного мира Большой земли и зачем-то пришедших в Зону. У меня же, мать его, по жизни предназначение убивать, считай, работа такая гребаная, проклятие мое, выполняя которое я давно уже чувствую лишь отдачу, либо слабое сопротивление плоти, взрезаемой лезвием моего ножа. С чего ж меня сейчас-то трясет?

Сознание гоняло мысли, а может я проговаривал это вслух просто для того, чтобы услышать свой голос и убедиться, что я еще не сошел с ума. Но в глубине души я знал в чем дело. Просто я не хотел, не мог идти туда, где сейчас лежала мертвая Настя. Накопилось во мне за эти два дня. Слишком долго оставался я равнодушным, железобетонным как вон тот аномальный памятник. Слишком долго копил в себе, сдерживал, не позволял накипевшему прорваться наружу…

Сначала Кэп. Артефакт, не раз помогавший мне, и спасавший жизнь.

Потом Фыф. Я не видел, как он умер, но однозначно чувствовал – веселого, наглого, уродливого, и такого родного шама больше нет.

Дальше Рудик. Совсем недавно оживший – и вчера погибший вновь…

Друзья.

Настоящие.

Которых больше нет, и никогда не будет…

А также те, кого я другом не назвал бы, но неотъемлемой частью моей жизни – однозначно.

Харон.

Жила.

Ильюша…

И вот сейчас – Настя. Красавица-кио, с которой мы так много прошли вместе, и которая только что погибла. Я знал это точно. С такими ранами выжить нереально никому. Даже киборгу…

В моем револьвере еще оставалось два патрона. Подумалось – а может, хватит уже? Хрен с ним, с тем предназначением. Приставить еще теплый ствол к подбородку, сделать одно движение указательным пальцем, и уйти вслед за друзьями туда, где больше никто никогда не умрет. Простое решение. АШ-12 не подведет, я видел, как он работает. Бывает что люди, пытаясь застрелиться, лишь жестоко ранят себя, а потом доживают свой век инвалидами, не в силах повторить сделанное однажды. Но с моим револьвером такое невозможно в принципе.

Я поднял руку, коснулся стволом небритого подбородка…

И тут же стал противен сам себе. До отвращения. Никогда не понимал мужиков, ведущих себя как безвольные тряпки. Самоубийство всегда было выходом для слабаков, не способных драться до конца. А мне сейчас как никогда нужно было не сопли распускать, а именно драться. Мстить. За всех погибших друзей. И хотя понятно, что победить не получится, но такая смерть, в бою – она настоящая. В отличие от слюнтяйской пули, загнанной в голову самому себе.

Но сначала надо было похоронить Настю.

Я поднялся, пересилив мерзкую дрожь в коленях. Тошнотворный комок подкатил к горлу, и я блеванул прямо на ближайший труп. Случайно получилось, обычно я к мертвым отношусь с почтением, если, конечно, они не ожившие зомби. Не хотел.

– Извиняй, – сказал я мертвому «вольному», проблевавшись – все-таки нехило зарядил мне в брюхо бронебойным их пулеметчик. Но рвота без крови, значит, желудок не порван, и на том спасибо.

Самочувствие было впору самому рядом с трупами лечь и подохнуть. Но я, шатаясь, направился к Насте.

Она лежала на спине, глядя в серое небо Зоны. Будто живая, если смотреть только на ее лицо, а не на страшные раны. Видно было, что ее тело пыталось регенерировать, меж краями большой раны в груди даже натянулись тонкие белесые нити… И на этом все и кончилось. Навсегда. Что ж, надеюсь, сейчас ей хорошо с Фыфом в Краю Вечной войны.

– Прости, дружище, – прошептал я, мысленно обращаясь к мертвому шаму. – Не уберег я Настю и вашего неродившегося ребенка. Но, думаю, расстались мы ненадолго. Скоро опять соберемся вместе там, где вы все сейчас.

Можно было, конечно, вырыть могилу для Насти, но мне не хотелось, чтобы ночью мутанты откопали тело и сожрали его – мутам по фиг, натуральное мясо, или синтетическое, стрескают любое за милую душу.

Поэтому я решил по-другому…

Кио была очень тяжелой, но я, взявшись за эвакуационную петлю на ее комбезе, потащил тело к памятнику. Я видел, что аномалия сделала с «вольным». И уж пусть лучше она так же утилизирует Настины останки, чем они окажутся в желудке мутантов.

Да, конечно, я рисковал при этом сам погибнуть так же, как «вольный». Но я надеялся, что стела «Припять», во-первых, сейчас сыта, а, во-вторых, не успела перезарядиться для нового удара. Это общий закон для всех аномалий Зоны – будучи накушанными они не охотятся, и, саданув как следует, некоторое время копят энергию, прежде чем ударить вновь. И хорошо бы, чтоб «Припять» не оказалась исключением из общего правила.

Но, похоже, я немного просчитался.

До «Припяти» оставалось метра три, когда я почувствовал вибрацию в пространстве вокруг меня, нарастающую с каждой секундой. При этом воздух вокруг меня стал наливаться явственным лазурным оттенком.

Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – еще немного, и аномалия ударит вновь. Просто ей сейчас немного энергии не хватает, но она очень старается выкачать ее из зараженной земли Зоны, которая, словно любящая мать, заботливо и постоянно подкармливает все свои аномалии.

Но я не бросил мертвую кио. Ударит аномалия – значит, такова моя судьба подохнуть на этом перекрестке. Не ударит – стало быть, еще не пришло мое время.

Обливаясь потом, я подтащил мертвое тело к основанию стелы и, пристроив голову девушки на бетонный бордюр, словно на подушку, ладонью навсегда закрыл большие глаза, уже начавшие стекленеть.

– Упокой тебя Зона, Настя, – произнес я. – Ты была хорошим боевым товарищем. Спасибо тебе за все.