Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот оно-то и ввергает меня в шок, холодным спазмом ужаса сжимая горло.
Оба креста эти потрясающе похожи на тот, что был запечатлен на фотографии, уже второй раз за сегодняшний день напомнившей мне о себе так необычно и так страшно.
Собственно, присутствует и свежевырытая могила, и я, женщина на ее краю.
Осталось только разуться, чтобы совсем уж соответствовать сюжету. Мысль эта приходит в мое затуманенное сознание, а кожа на стопах ног холодеет, словно и вправду ощущая прикосновение комьев сырой земли.
— Но может быть, эти временные кресты ставят всем на Ваганьково? Просто открыли цех по их изготовлению и, как это часто бывает, хочешь — не хочешь — бери. А людям в скорбной суматохе не до споров: крест так крест. Не навсегда же! — сознание мое еще отчаянно цепляется за реалии объективного мира, и, собравшись с силами, я робко приближаюсь ко второй могиле.
Завидев меня, могильщики прерывают свое мрачное занятие и терпеливо ждут, когда я соизволю к ним обратиться.
Им спешить некуда.
— Простите, пожалуйста, чья это могила? — выдавливаю я из себя совершенно идиотски вопрос, но оба мужичка охотно вступают в беседу.
— Нам, девушка, такие вещи не объявляют — Да, нам в конторе место указали и срок, вот и весь сказ, а кто, чего… дело не наше — Однако, я так понимаю, что покойник, который, значит, тут будет лежать, этому, которого вчера схоронили, вроде как родня.
— Или друг — Может, и друг — Почему вы так думаете?
— А крест? Смотри, кресты-то один в один, и люди подходили одни и те же. Похлопотать, чтобы все в порядке было, и вообще, как принято…
— И кресты привезли — Да, и кресты.
— А ты, дочка, этого, которого вчера хоронили, знала? Или так, просто интересуешься — Знала… Немного. Вот прочитала в газете, но вчера прийти не смогла… — почему-то вру я — Вот оно что. Понятно… Похороны богатые были, гроб палисандровый, и народ весь солидный…
— А для кого эту могилку роем, значит, не знаешь?
— Нет — Мы, почему интересуемся-то? Он, к примеру, который знакомый твой, кем был?
— Бизнесмен — Вот оно что. А мы думали, может авторитет, какой, из деловых, их сейчас здесь много хоронят, и тоже богато.
— И публика солидная — Да, солидная. Так мы, почему так подумали, знаешь? Есть у нас такое предположение, что тот, которому мы эту могилку роем, еще жив — Почему?!!
— Да потому, что обычно в конторе, когда значит, место выделяют, говорят, к какому сроку копать. Ну, то есть хоронят когда. И если, кто из близких подходит потом уж к нам, то тоже говорят, дескать, хороним тогда-то и тогда-то, чтобы все, значит, было… в ажуре.
— Вот именно. А здесь ничего такого. Ни в конторе, ни люди, которые к нам подходили, и кресты подвозили, об этой могилке ни гу-гу. Копайте, дескать, что бы была готова. А кого хоронить, когда — про то ни слова.
— Вот мы и думали, может, этот авторитет какой, и завалили его, сама знаешь, как сейчас бывает, а тот, для которого вторая могилка, с ним был, так его только ранили, но видать — не жилец. Так друзья — товарищи, значит, заранее и суетятся. Хоть и грех, конечно, да им-то видно на то наплевать. А себе хлопот меньше.
— Но ты говоришь — бизнесмен…
— А бизнесменов нынче еще больше стреляют, чем деловых… Чего такого.
Подстрелили его, а товарища не добили… Тоже бизнесмена, к примеру…
— Его не подстрелили, он погиб в горах. На горных лыжах катался.
— Точно знаешь?
— В газете так написано — Ну-у, в газете тебе такого напишут….
— Чего надо, того и напишут. Так что уверенности в тебе, выходит, нет?
— Нет — снова вру я. А может, и не вру вовсе. Чего-чего, а уверенности во мне, как говорит могильщик, действительно, нету. Ни в чем.
— Видишь! Значит, по всему выходит — подстрелили. И этого, и второго.
Теперь ждут, когда представится…
— А если выживет?
— Ну, это вряд ли. Если бы хоть какая надежда была, что выживет, стали бы люди такие деньги на ветер швырять? Кресты-то, не гляди, что с виду неказистые, из цельного дуба вытесаны, да еще обработаны как-то специально, вроде просмолены или еще как, денег стоят немерено. Куда второй девать, ежели чего? Такой не продашь, кто его купит-то? А ты говоришь: выживет — Нет, мы так маракуем: дело точное. Помрет. — последнее слово могильщик роняет веско и очень убедительно.
Все!
Остро заточенная лопата, вместе с безапелляционным заключением перерубают последнюю, тонкую нить, связывающую меня с реальным миром.
Он, еще плотно окружает меня, сырой прохладой пасмурного дня, звоном трамвая громыхающего по рельсам мимо ворот кладбища, яркими букетами и корзинами цветов на лотках у бойких цветочниц, толпой туристов, приехавших целым автобусом поглазеть на знаменитые могилы. Их шумный говорливый поток обтекает меня, спеша попасть за кладбищенские ворота, аккуратно, не задевая, но и не замечая вовсе, словно на пути у них попалось дерево или фонарный столб.
— В принципе, они абсолютно правы, — думаю я, медленно двигаясь сквозь яркую толпу, — я пока еще пребываю в их мире, но на меня уже не нужно обращать внимание, потому, что я ему не принадлежу.
Домой я добираюсь как-то совершенно незаметно для себя, и поинтересуйся у меня кто: каким образом очутилась я дома, дать вразумительный ответ я не сумею.
Можно было, разумеется, успокаивать себя пространными объяснениями по поводу того, что, садясь в такси, или добираясь на трамвае до метро, а быть может и вовсе, шествуя через весь город пешком, я действовала механически, потому как голова была забита совсем другими мыслями. И мысли эти, а точнее воспоминания о только что увиденном воочию и услышанном собственными ушами, вполне достойны были того, чтобы заслонить обыденные мелочи.
Объяснение это было очень даже приемлемым, но я отчего-то совсем его не желала.
Надо было смотреть правде в глаза, а правда была такова, что стремительно, с каждым часом и даже с каждой минутой, я теряла связь с внешним миром, присутствуя в нем лишь как физическое тело, способное по инерции выполнять некоторые привычные движения, совершать простейшие действия и даже поддерживать не слишком сложную беседу.
Это было дико, невозможно по определению, противоречило всем принципам, составляющим мое мировоззрение доселе, но это было так.
Вне всякого сомнения.
И еще одно подтверждение тому находила я в нынешнем состоянии своей души.
Я снова жила ожиданием, сводящим меня с ума, как и прежде.
Но теперь я ждала не живого, реально существующего в реальном мире мужчину, а нечто, вещающее из виртуального мира, оставляющее запах знакомого одеколона на моей подушке, и более никак не способное или не желающее себя проявить.