На четвертый день вечером Глумов вышел из дома для своей обычной прогулки. Он был собран, бодр и готов к любым неожиданностям. В кармане плаща лежал пистолет. Глумов прошел через поселок и направился к морю.

Солнце уже садилось. В домах зажглись огни. Над побережьем веял свежий ветер. Кроме плеска волн, не было слышно ни одного звука.

Но вдруг в эту идиллическую мелодию вплелась зудящая механическая нота. За поселком, в той стороне, где проходила дорога, ехал автомобиль. Глумов остановился, прислушался и решительно повернул назад. Сюда не часто приезжали машины, особенно по вечерам. Сейчас следовало быть очень внимательным.

Глумов вернулся в поселок как раз вовремя – темный силуэт автомобиля с включенными фарами четко вырисовывался на повороте дороги, в двух шагах от мрачного обезлюдевшего дома Панкрата. Мотор работал. Видимо, человек, сидевший в машине, раздумывал, стоит ли тратить время на то, чтобы заглядывать в спящий дом. Раздумывал он недолго. Мотор снова заурчал, и машина поехала дальше. Примерно у пятого дома она остановилась, и из нее вышел человек. Он неторопливо осмотрелся и поднялся на крыльцо. Через некоторое время ему открыли дверь и впустили в дом. Стало тихо.

Глумов осторожно приблизился к автомобилю. Сгущались сумерки, и он не опасался, что его узнают, даже если в машине остались еще люди.

Однако машина оказалась пуста. Приезжий был один. У Глумова отлегло от сердца. Он посмотрел на номера. Номера были московские.

– Приехали? – задумчиво пробормотал Глумов. – Поздновато что-то спохватились, ребята! По идее, птичка давно уже улетела… Да и несерьезно как-то – в одиночку.

Он обошел машину, подергал ручку и вдруг, повинуясь неосознанному импульсу, открыл дверцу и сел на заднее сиденье. «Мягко и тепло, – мелькнуло у него в голове. – А что, если того… Хозяина тем же путем, а самому – на его же машине прямо до Москвы? Ничего хитрого. Если хорошо жать, за сутки обернешься. Там и спохватиться не успеют».

Он прервал свои мечтания, потому что со стороны дома послышался шум, открылись двери, и на порог упал яркий сноп электрического света. Приезжий вышел из дома и, попрощавшись с хозяевами, тяжелой походкой направился к машине. Глумов сжал в кармане рукоять пистолета. Что-то в фигуре этого человека показалось ему знакомым.

Он откинулся на спинку сиденья, чтобы казаться незаметнее, и уставился на приближающийся силуэт. Хозяин машины подошел, открыл дверцу и втиснулся на место водителя. Это был Степанков.

Он был, по своему обыкновению, мрачен и задумчив. Настолько задумчив, что даже не посмотрел назад и ничего не заметил. Сердито сопя, он постучал пальцами по рулевому колесу и пристально всмотрелся в перспективу кривой поселковой улицы, сумрачной и пустынной. На щеках его серебрилась начинающая отрастать щетина. Вероятно, Степанков очень спешил, если ему даже некогда было побриться.

– Далеко забрался, Кенарь! – негромко сказал Глумов.

Степанкова подбросило на сиденье. Он подскочил как ужаленный и, резко выворачивая шею, обернулся. Обычное хладнокровие ему изменило. На его грубом лице были написаны растерянность и ужас – это было заметно даже в полумраке. Он, не отрываясь, смотрел на Глумова и молчал.

– Ну, здравствуй, что ли! – насмешливо проговорил Глумов, выпрямляясь и протягивая Степанкову руку. – Все-таки мы с тобой теперь культурные люди, должны соблюдать вежливость, когда берем друг друга за глотку, верно?

Степанков рассеянно пожал протянутую руку. Он по-прежнему не мог оторвать взгляда от Глумова, точно увидел привидение. Наконец у него прорезался дар речи.

– Фу-у! Ну ты меня и напугал! – сказал он с упреком. – Так нельзя, Глумов! У меня с сердцем проблемы.

– Извини, не знал, – сказал Глумов. – А то бы предварительно позвонил. Но твой визит для меня тоже большая неожиданность. Прямо сердце защемило, как тебя увидел. Все-таки старый знакомый. Такая встреча!

– Слушай, Глумов, может, бросим эти шуточки? – мрачно спросил Степанков. – Сам понимаешь, я сюда не воздухом морским дышать приехал. Времени у нас мало, а поговорить нужно о многом. Так что давай без приколов, по-мужски, ладно?

– По-мужски? – жестко сказал Глумов. – Это как? Я тут на днях двоих наших земляков рыбам скормил. Может, это ты называешь «по-мужски»? Или вот сейчас у меня в руке пистолет – тебе прямо в спину смотрит. Если я сейчас выстрелю – это по-мужски будет?

– Мать твою! – расстроенно пробормотал Степанков. – И ты способен выстрелить мне в спину, Андрюха? Вот так запросто возьмешь и убьешь?

– А сложно только в кино убивают, – ответил Глумов. – С ахами, вздохами, с проклятиями всякими. А в жизни нет ничего проще: щелк – и готово! Тебе ли не знать? А у тебя, выходит, имеются возражения? – насмешливо добавил он. – У тебя, наверное, другой вариант на уме – меня прикончить. Угадал, Кенарь?

– Не зови меня Кенарем! – раздраженно бросил Степанков. – Ненавижу эту кличку. Чем тебя мое имя не устраивает?

– Меня ты сам не устраиваешь, – сказал Глумов. – Целиком. Понятно изъясняюсь?

– А вот тут ты, Андрей, не прав, – очень серьезно сказал Степанков. – Я ведь помочь тебе приехал. Сломя голову мчался, боялся не успеть.

– Боялся, что я лыжи смазал?

– Боялся, что меня опередят. Ты ведь должен соображать, что тех двоих хватятся? Чемодан сразу понял, что тут дело нечисто. А ты их в самом деле завалил? Этого я и боялся… – Он покачал головой. – Зря ты это сделал, Андрюха. Теперь ты всем враг – и Чемодану, и ментам.

– А тебе?

– Я тебя врагом не считаю. Я, по правде сказать, виноват перед тобой, Андрюха. Только, честное слово, я не знал, что такое Чемодан затевает.

– А с какого хрена он вообще про меня узнал? – прищурился Глумов. – Это он мне работенку предлагал?

– Он. С моей подачи, это верно. Но ты же сам сказал, что хотел бы чем-нибудь денежным заняться. Просто, когда я Чемодану про тебя говорил, он уже в курсе был. Ты ведь понял, что по твою душу тут двое приехали?

– Я-то понял. Чемодан откуда понял?

– Так один из двоих – Бугай, – спокойно сказал Степанков. – Ты мне говорил, что не знаешь, где он.

– Теперь знаю, – насмешливо ответил Глумов.

Возникла неловкая пауза. Потом Степанков завозился, беспокойно оглянулся назад и просительно сказал:

– Андрюха, я сигареты достану? Не подумай чего… И вообще, убрал бы ты от моего хребта пушку! Как на сковородке сижу. А у меня сердце…

– Слышал уже, – с досадой сказал Глумов. – Хотелось бы чего-нибудь поинтереснее услышать. Расскажи все-таки: чего сюда примчался? Говоришь, помочь? Чем помогать-то собрался? Тоже пушку захватил? Или гранату? Или ты просто разведчик? Установил местонахождение и отзвонился? А грязную работу другие выполнять будут?

– Ты все неправильно понимаешь, – проникновенно сказал Степанков. – Никто меня сюда не посылал. Я ведь на Чемодана конкретно не работаю. Так, по знакомству с ним общаюсь. Тут просто все на тебе завязалось – поневоле приходится… Я ведь не сразу разобрался, что к чему. А когда разобрался, понял, что не могу тебя бросить. Совсем погано это будет. Многого сделать я для тебя не могу, а вот предупредить – пожалуйста.