Илья Федотович вернулся к ковру только через час, когда примчался Прохор — посланный сыном Дмитрием холоп. Теперь стало известно, что хотя бы усадьба со всеми обитателями и большая часть смердов Рагоз, успевших до нее добежать, уцелели. Временами скрипя зубами, боярин молча резал и отправлял в рот убоину, запивая ее ставшим вдруг совершенно безвкусным медом, и тревожить его разговорами в этот вечер никто более не рискнул.

Иногда из диких и малонаселенных лесов на восход от Вятской волости приходили разбойники — но куда чаще оттуда везли пушнину, уголь, серебро, рыбу, пригоняли скот, меняя все это в Московском княжестве на хлеб, железо, броню, а также на немецкие кружева, вино и зеркала. Реки на западных рубежах русского государства, у своих истоков, сужались, превращаясь в непригодные для плавания купеческих ладей ручейки. Потому-то ведущий в Зауралье тракт был широк, хорошо натоптан и отличался от государевых почтовых дорог разве что отсутствием ямов[87]и проносящихся с посвистом почтовых троек. Холст, ситец, хлеб, репу, деготь на дороге можно было продать подороже, жир, шкуры и серебро купить подешевле — а потому смерды из ближних поместий давно протоптали стежки к хлебному месту.

По одной из узких лесных дорожек и вел свой отряд Илья Федотович, молчаливо признанный за воеводу. И по знатности боярин Умильный превосходил всех, опыт имея воинский, да и обидели вотяки, считай, его больше всех. Так кому еще войско на общего врага направлять?

Булатовская переправа через полноводный Ирзек представляла из себя все тот же песчаный брод, только глубокий — человека по грудь скрывало, коням до шеи вода доходила. Смерды переправлялись здесь, укладывая свой товар на спрятанные в ближних кустах долбленки, но тратить время на поиски утлых лодчонок воевода не стал. Разоблачившись, бояре и холопы в три приема перенесли на себе боящиеся воды луки, воинскую справу, конские потники; что касается седел, упряжи, наглухо завязанных чересседельных сумок, то они переехали так, на конских спинах. Пользуясь случаем, переседлали лошадей, выйдя на дорогу на свежих скакунах.

Любому торговому обозу, равно как и войску, постоянно требуется два припаса: трава лошадям и вода всем. Потому и тянулась Анареченская дорога вдоль реки сколько могла, прежде чем отвернуть к Уралу, петляя между холмов от ручья к ручью либо от родника к тихому лесному озерцу.

Спуск к водопою возле переправы был донельзя удобен — берег песчаный, не топкий, широкий плес. На хорошем месте торговые поезда часто останавливались на ночевку, вытаптывая вокруг молодую лесную поросль, вырубая деревья на костры, и по левому берегу Ирзека давно образовалась широкая прогалина, раскидываясь на полсотни саженей в обе стороны от дороги. Боярин Умильный, пустив коня медленным шагом, склонился с седла, вглядываясь в траву. Примятая совсем недавно, она уже начала подниматься. Стало быть, последний раз путники здесь останавливались дней пять-шесть назад. Конские катышки есть, человеческих испражнений не видно. А вотяки свой полон в лес по нужде отпускать не станут, очень им охота беспокоиться из-за рабских мучений. Значит, грабители со своей добычей тут еще не проходили…

Илья Федотович резко выпрямился, привстал на стременах, оглядываясь по сторонам. Поляну окружали чахлые ивовые и ореховые заросли — кустарник путешественники не трогали, предпочитали носить валежник из леса или рубить на дрова сухостой. За кустарником начинался сосновый бор, чистый и прозрачный, сладковато пахнущий смолою и прелой хвоей.

— Хвоя — это хорошо, — пробормотал боярин. — Хвоя все шаги заглушит, схрон не выдаст.

В предчувствии близкой сечи страх за дочерей отпустил его разум, и Илья Федотович превратился в расчетливого военачальника, холодно взвешивающего все шансы и возможности. Главный залог победы — это удар внезапный, атака свежими силами на усталого врага. Коли вотяки налетели на его имение и Богородицкий монастырь ночью позапрошлого дня, стало быть, уйти они могли всего на два перехода. Задерживаться не станут, боясь погони, но и идти в темноте после ночного налета не смогут — и коням, и людям роздых требуется. Два перехода — это тридцать, от силы сорок верст. От Рагоз до извилистого Чепца аккурат верст десять будет. Коли весь день до позднего вечера пленников гнать, возможно переправиться через Чепец, самое большее — могли до Ирзека добраться. Но не дальше. Пеший человек — не конный. Как его кнутом ни охаживай, а быстрее лошади бежать не способен. А коли первый привал грабителям придется делать у Ирзека, то второй переход — пятнадцать верст по Анареченскому тракту — аккурат к Булатовской переправе их и приведет. То есть именно сюда. После двух дальних переходов вотяки устанут. Коли еще и засаду раньше времени обнаружить не сумеют…

— Родион! — оглянувшись, позвал к себе боярин узкоглазого холопа. — Кольчугу и шлем скинь, рогатину оставь Касьяну. Возьмешь с собой Ермилу, спуститесь по реке вниз, вдоль дороги. Коли разъезд вотякский увидишь али обоз с полоном, сразу назад вертайтесь. В сечу соваться и в мыслях не смей! Пусть даже голого и связанного вотяка одного в кустах увидите! Вас заметить не должен никто. Ступай. Прохор! Коней заводных у ратников собери, отведи наверх по дороге. Головой за скакунов ответишь! Помощи тебе не дам, у меня каждый воин считан.

Про тысячи «татар», о которых сказывал монастырский мальчишка, Илья Федотович старался не думать. У страха глаза велики — каждый ворог за десятерых кажется. Вот сеча начнется, тогда всех и сочтут. Боярин Умильный хлопнул ладонью по крупу коня, заставляя его перейти на быстрый шаг, и повернул на север, уводя кованую рать прочь от ожидаемых разбойников. Копыта полутора сотен коней оставили на траве и дороге именно эти следы: большой отряд переправился через реку и двинулся куда-то на север. А то, что спустя полверсты рать повернула в лес и пошла назад, спешившись в сосняке и отпустив подпруги — так до того поворота, Бог даст, вотяки живыми не доберутся.

Ждать предстояло долго, а потому переступающим ногами скакунам на морды привесили торбы с овсом, люди развязали котомки, доставая солонину и бурдюки с черным шипучим квасом, кое-где послышались приглушенные голоса, недовольное конское фырканье. Илья Федотович, обломив ветку молоденькой сосны, приступил к самым кустам, опершись на гибкий ствол орешника и нетерпеливо покусывая горьковатые смолистые почки. Есть ему совсем не хотелось. Слишком уж многое зависело от того, насколько точно угадал он движение разбойничьего отряда и что успели сотворить со своим полоном и добычей вотяки за прошедшие дни.

Солнце медленно катилось по небосводу, временами прячась за толстые пухлые облака. Еще одна напасть — только дождя сейчас не хватает! Сила кованой рати — в скорости, в неоспоримом преимуществе всадника над сонным обозом. А коли дорога размякнет — вязнуть начнут все. Но пока с небес не капало, и боярин Умильный, сорвав новую ветку взамен изжеванной, продолжал ждать.