– А что я могу? – разводила руками я. Честно говоря, жизнь в четырех стенах, пусть даже и очень красивых, и с выходом на газон, начинала казаться мне скучноватой. Если бы я могла, я спала бы круглосуточно.

– Тебе надо чем-то заниматься, – предположил Лайон.

– Да чем тут можно заниматься? Тут никто не понимает ни одного моего слова! – возмущалась я. – Даже ты говоришь со мной только по-английски!

– Но ты писала, что хорошо владеешь языком! – возмущался в ответ он. Я прикусывала язык и затыклась. Не объяснять же ему, тем более теперь, что я вовсе и не переписывалась с ним. А хорошо владел языком скорее Полянский. Эта сволочь, не могу и не желаю даже имени его произносить. Даже думать. Из-за него я теперь наслаждаюсь прогулками в парках и бездельем.

– Не так уж плохо это и звучит, – приструнила я себя. В целом, пара приятных моментов в моем пребывании тут все же была. Во-первых, теплый и влажный климат Вашингтона не требовал вооружения шерстяными рейтузами, свитерами и телогрейками. В конце января я судно чувствовала себя в легком пальтишке и шарфике на шее. Во-вторых, на лицах прохожих светились улыбки. Просто появлялось ощущение, что улыбки прилепляли к их лицам с самого рождения и не отлепляли никогда.

– Как ты?

– Я прекрасно! Великолепно! Потрясающе! – неслось со всех сторон. Хотелось верить, что в ближайшее время я зарожусь этой бациллой и тоже буду бегать в полной уверенности, что жизнь прекрасна именно у меня и именно тут. В-третьих, оказалось, что Вашингтон разбит на небольшие райончики – городки, типа наших Люберец, только лучше. Мы жили в квартале Fall-Church, что в переводе означало что-то типа Осенняя церковь. Красиво и романтично. И действительно, район был очень хорош. В его центре стояла чудная церквушка (т.е, костел, извиняюсь), которая давала некоторое одухотворенное настроение. Таунхаусы красиво очерчивали дороги, по которым неслышно скользили машины. Их было немного. Трассы и автомагистрали гудели где-то за пределами Fall-Church, а у нас были тротуары, газоны и небольшой парк.

– Кто это? – завизжала я, когда Лайон впервые повел меня в парк выгуливать. Я чувствовала себя совершенно также, как домашний пуделек, потому что как бы я не чувствовала себя в обществе Лайона, гулять без хозяина не могла. Боялась заблудиться, боялась, что меня кто-нибудь о чем-нибудь спросит, а я не пойму, боялась хулиганов… Спасибо, что он хоть поводок мне на шею не предлагал надевать.

– Это белки, – смеясь над моим испугом ответил Лайон. Я уставилась в некое жирное, нагловатое меховое существо, не слишком-то напоминающее наших белок. – Их тут много.

– Много? – поразилась я. Оказалось, что весь Вашингтон набит черными белками, выведенными в свое время в Германии. Вообще, американцы все поголовно помешаны на экологии и правах животных. Бездомная собака на улицах города была бы также удивительна, как НЛО. Любители живности натурально собирали в пакетики испражнения, чтобы не портить местный колорит. Я подумала, что в лучшем случае готова завести рыбок, которые не могут требовать от меня соблюдения их прав в силу природной молчаливости.

– В субботу мы поедем в магазин за продуктами. Подготовь список необходимого, – посоветовал мне Лайон. Я была рада любой активной перемене. К концу моей акклиматизации (которая была не в пример дольше Лайоновой московской) я насиделась дома перед англоязычным телевизором до опупения. Программы, которые крутились на голубом экране, были преимущественно новостями или тупыми сериалами. Хотя я всю жизнь и любила сериалы, их английская реинкарнация совсем меня не впечатлила. Может быть, из-за того, что я все время чувствовала, что я не дома. Не в России.

Когда я впервые засела за списки, то не очень понимала, чего именно ждет от меня Лайон. Я набросала список продуктов первой необходимости, а остальное решила докупать по необходимости. Наверное, это и был мой первый прокол, хотя в России я именно так и поступала. И здесь не видела особенных причин изменять привычки, ведь все недостающее можно было докупить в магазинчиках Fall-Church. Их было в избытке.

– Это дорогие магазины. Я специально вожу тебя в большой супермаркет по субботам, чтобы не переплачивать за ерунду, – обиженно отреагировал Лайон на мою просьбу дать денег на муку для блинчиков, которая поступила от меня во вторник.

– Но она стоит всего три доллара, – воззвала я к его разуму.

– Три доллара тут, три доллара там. Если бы я считал, как ты, я не купил бы этот дом! – уперся Лайон. В итоге я ждала субботы, чтобы достать муки. Печь блинчики мне к тому времени уже перехотелось. Откровенно говоря, не так это было страшно на самом деле. Потому что действительно по субботам Лайон покупал в Молле все, что я записывала, почти не скупясь. Почти, так как некоторые вещи он не брал, потому что это «слишком дорого». Вообще слова «это слишком дорого» Лайон начал употреблять регулярно.

– У меня порвались колготки. Я возьму другие? – спрашивала я его около стойки колготок.

– Это дорого. Может, ты не будешь надевать колготки под джинсы? – отвечал он, а у меня кровь приливала к щекам. Неужели колготки – повод для экономии. Мы ведь живем в трехэтажном доме. На всякий случай я больше не просила у него денег на колготки. Обходилась со старыми очень осторожно, а под джинсы действительно одевала носки, которых Лайон (щедрый Лайон) купил мне на распродаже целый десяток.

К началу марта выяснилось, что у Лайона все же были иные резоны, кроме сексуальных, чтобы вывезти себе женщину на дом из России. Хотя все это время я была уверена, что моя лояльность в половых вопросах полностью перекрывает его «благодеяния» по отношению ко мне. В конце концов, я не так уж и сильно была счастлива здесь, в Америке, чтобы чувствовать себя облагодетельствованной по полной программе. Я сплю с мужчиной, который ничего не может поделать с влажностью своих ладоней, который худющий до такой степени, что можно перепутать его со скелетом. Если смотреть на Лайона в одежде, еще можно восхищаться его высоким ростом и зелеными глазами. Он красивый мужик, я не спорю. Но не в моем вкусе, я не люблю пересчитывать ребра. Однако оказалось, что он ждет от меня не только половых радостей. Секс, экономия, домашний труд – вот три кита, на которых мой драгоценный супруг решил выстроить семейное счастье. Никогда не думала, что мне придется сидеть в роскошном доме роскошного района роскошной страны без единого доллара в кармане и без единой пары целых колготок.

– Почему ты не дашь мне денег на карманные расходы? – спрашивала я, накладывая ему на ужин вареного геркулеса. Чистый акт мести.

– А зачем? – удивлялся он. – Ты же все равно сидишь дома?

– Я именно поэтому и сижу дома! – завелась я. До этого дня я запихивала свое возмещение внутрь, также как и тоску по человеческим отношениям. Я помнила, что должна проявлять мудрость и терпение, пока мою жизнь окончательно не превратили в ад. Благодаря этому мы умудрились дожить до марта, не разу не поругавшись по-настоящему. Оказалось, что быт отравляет существование в любой точке земного шара, и «нормальная» семейная жизнь накрыла меня в Америке ничуть не хуже, чем могла бы накрыть в России.