— Позволь, я выберу сам.

— Сделай одолжение.

Он что-то говорил официанту, а она даже не вслушивалась в его слова. Какая разница, что она будет есть! Ее беспокоило совсем другое. Шубин ласково посмотрел на Липецкую:

— Тебя волнует состояние Кирилла?

— Да, — выдохнула она. — Умоляю тебя, не скрывай от меня ничего!

Он наморщил лоб:

— Почему ты решила, что я должен что-то скрывать?

Юля пожала плечами:

— Мне так показалось в прошлый раз.

Он потер переносицу:

— После твоей просьбы я чувствую себя священником, который не может нарушить тайну исповеди. Однако я должен это сделать, дабы не было хуже.

Она побледнела:

— Что ты имеешь в виду?

— Я не стану молчать — чтобы ты знала, с каким человеком тебе теперь придется жить бок о бок, — признался психотерапевт. — Ты дорога мне, наверное, я все еще люблю тебя… Видимо, я однолюб, и то детское обожание во мне еще живо.

Женщина смутилась:

— Прошу тебя… Не надо сейчас об этом…

— Хорошо, давай поговорим о твоем муже. — Он перевел дыхание. — Я подозреваю его в совершении страшных преступлений.

Она задрожала всем телом:

— Кирилла?! Это смешно! Он мухи не обидит.

Валерий оставался спокоен:

— Раньше — возможно. Но после аварии он стал совершено другим человеком. Когда я ввожу его в транс, он вспоминает о каких-то девушках, лежащих в лужах крови, и эти картины постоянно преследуют его.

— Почему же он ничего не помнит потом?

Шубин щелкнул пальцами:

— Память сама старается стереть эти страшные картины.

Юля почувствовала ком в горле:

— Это означает, что он кого-то убил?

Валерий открыл портфель из натуральной кожи и достал оттуда газетные вырезки:

— Я всегда сомневался в том, что ты читаешь местную прессу. Вот, смотри сама.

Дрожащей рукой женщина взяла газеты, и перед ее глазами предстали страшные фотографии с места преступления.

«В нашем городе появился маньяк, — читала она сквозь белую пелену, застилавшую ее глаза. Строки расплывались черными пятнами. — Убийства проституток… Найдены искромсанными в парке Героев… Море крови… Просьба… не выходить поздно на улицу…»

— Обрати внимание на числа, когда были совершены эти преступления, — посоветовал ей Шубин. — В эти дни твой муж и совершал свои ночные прогулки.

Голова Юли опустилась на грудь. Газеты впали из ее ослабевших рук.

— Это совпадение! Он не мог…

— Так на твоем месте сказала бы любая любящая женщина…

Официант принес им дымящиеся ароматные блюда. Но они оба не обратили на них внимания.

— Кирилл просил, чтобы я ничего не говорил тебе, — произнес Валерий. — Но я бы не позволил ему…

— Молчи, — прошептала она.

Шубин пожал плечами:

— В принципе, ты уже в курсе… Тебе решать, как поступать дальше. — Он дотронулся до ее обнаженной руки: — Поверь, от меня милиция ничего не узнает. Только смотри сама не проговорись Кириллу о нашей беседе. Обещаешь?

— Да, — прошептала Юля.

Она вдруг резко встала и пошла к выходу. Мужчина бросился за ней:

— Подожди! Мы же еще не пообедали!

Липецкая открыла сумочку и сунула ему деньги:

— Расплатись! Я не голодна!

— Ну давай еще немного посидим. Нам нужно найти какой-то выход…

Эти слова показались ей вполне разумными. В самом деле, что она будет делать, вернувшись домой? К Кириллу ей сегодня идти нельзя. Он всегда угадывал ее настроение по выражению лица.

— Хорошо. — Она позволила ему увести себя обратно в зал. — У тебя, конечно, уже есть готовое предложение? Ты заберешь его в свою клинику?

Валерий аккуратно подвинул к ней блюдо с запеченными мидиями, и она стала есть, не ощущая вкуса.

— Наверное, заберу, чтобы предпринять еще одну попытку, попробую воздействовать на него, — задумчиво проговорил он. — Но я никогда не вылечу его окончательно. Слишком серьезно повреждение мозга после аварии.

— И что это означает? Он не вернется к прежней жизни? Никогда?

Врач вздохнул:

— Смотря что под этим понимать. Для окружающих он станет прежним обаятельным молодым человеком, выйдет на работу, с обожанием будет смотреть на тебя. Но… — он замялся, — вкус крови Кирилл уже почувствовал. Он продолжит убивать через определенные промежутки времени. Никто не сможет предотвратить это, потому что такое невозможно вычислить. Мне кажется, ты должна с ним развестись. Разведешься?

Она стушевалась:

— Я еще не готова ответить на этот вопрос.

Женщина не лгала. Взять и вот так оставить Кирилла, который стал частью ее жизни? Оставить его, когда ему плохо? Что, если Валерий ошибается? Возможно, московские врачи сделают для ее супруга нечто большее. Надо попросить отца отправить Липецкого в столицу. Однако, немного поразмыслив, она отказалась от этого. Во-первых, под гипнозом он выболтает врачам всю правду об убийствах. Во-вторых, сможет ли она лечь в постель с убийцей, если даже его и приведут в нормальное состояние?

— Липецкий говорил о каком-то мужчине, который встретился ему два раза во время его ночных прогулок. — Женщина сама не заметила, как назвала мужа по фамилии. — Тебе он об этом ничего не рассказывал?

— Вроде рассказывал. — Шубин почесал в затылке.

— Может, следует расспросить его подробнее и постараться отыскать этого человека? — спросила Юля. — Вдруг он ценный свидетель? Вдруг он засвидетельствует невиновность моего мужа?

Валерий засмеялся:

— Во время сеанса у него в памяти всплывала масса народу. Прежде всего это разные особи мужского пола, с которыми он заходил в какие-то забегаловки и что-то там пил, были и желающие подвезти хорошо одетого парня. Наверняка тот мужчина — таксист, подрабатывающий извозом по ночам. Я бы не стал заниматься его поисками.

— Почему? — удивилась женщина.

— Потому что его показания могут привести Кирилла в тюрьму. А хочешь ли ты этого?

Липецкая съежилась:

— Господи, конечно, нет!

— Тогда оставим этот вопрос в покое, — посоветовал он. — Сейчас ты поедешь домой и все хорошо обдумаешь. — Его глаза пробуравили ее насквозь. — Тебе это покажется страшным — развод с Кириллом, но, поверь, это единственный выход для тебя. Его судьба уже предрешена. Да, в данный момент мы пока что скроем этот факт, однако болезнь все же даст себя знать, и его упекут в тюремную больницу на всю оставшуюся жизнь. Для твоего отца это станет сильным ударом. Такой позор никогда еще не обрушивался на его голову. Но, согласись, здесь бессильны даже его миллионы.