- Александр Никитич, - последовал ответ. А за ним - пристальный взгляд, которым меня словно бы просканировали, чтобы узнать всю мою подноготную. 

- Да что ж мы тут стоим, - вмешалась Маша. - Пойдемте же на кухню. 

Я послушно протопал куда было сказано и даже покорно надел предложенные мне тапочки. Розовые с белыми помпонами. Розовые. С помпонами. Докатился! 

- Извини, других нет, - сказала Пчелкина, едва сдерживая смех. Она ясно уловила тот выразительный взгляд, с каким я смотрел на эти тапочки. Которые мне еще и малы были (что логично) размеров на пять или шесть. 

- Я делаю это только потому, что тебе нельзя волноваться, - фыркнул я, неловко волоча ноги по полу в этом розовом кошмаре. 

А когда наконец вошел в кухню, обнаружил, что список гостей боевым дядюшкой не ограничивался. За столом сидела приятная пухленькая женщина. И одного того, как Александр Никитич и она обменялись взглядами, было достаточно, чтобы понять - у этих тоже уже все было. 

Господи, кажется, мы с Пчелкиной единственные из окружающих нас людей, кто вынужден соблюдать целибат! 

Хотя… ведь я-то на это не подписывался. Да, я не мог залезть к Пчелкиной туда, куда хотелось, но ведь мог к кому-нибудь другому! Однако такая мысль мне даже на ум не приходила. Да и желания пойти и снять кого-нибудь на ночь не было тоже. А ведь прежде я поступил бы именно так! Прежде… до того, как захотел именно эту женщину. 

- Знакомься, Давид, это невеста моя - Таня, - заявил дядя Саша, присаживаясь рядом с ней. 

Бл*, вот это я попал! Аккурат на семейный ужин и знакомство с родственниками. 

- Очень приятно, - улыбнулся я и галантно поцеловал Тане руку. 

- А мне ты руки не целовал, - быстро шепнула мне на ухо Маша. 

Я хмыкнул. 

- Зато тебе я целовал кое-что другое. Согласись, это было приятнее. 

Пчелкина мгновенно вспыхнула и, чтобы скрыть этот факт, стала суетиться у плиты. 

- Ты голоден? - спросила она. 

- Безумно, - заявил я и сопроводил это слово раздевающим взглядом. У Маши от такого аж тарелка в руках дрогнула. 

- Вот, - быстро наложив пасту, она со стуком поставила тарелку передо мной. - Наслаждайся. 

Ах ты ж! Знала ведь наверняка, чем я хотел бы наслаждаться на самом деле! 

- Спасибо, - откликнулся все с той же откровенно похотливой улыбкой и вдруг услышал голос дяди: 

- Ну, когда свадьба-то? 

Теперь уже я чуть вилку из рук не выронил. Они что, на этом милом семейном собрании решили, что нам с Пчелкиной пора бы пожениться? 

Две пары глаз смотрели на меня с любопытством. И только сама Маша уперлась взглядом в скатерть. Боится услышать ответ - понял я. 

- А у вас? - перевел я тему от греха подальше. 

Это, слава богу, сработало. Таня сразу заулыбалась, Александр Никитич тоже. 

- Скоро, - сказал суровый дядюшка, который сейчас, рядом с этой женщиной, напоминал игривого котенка. 

А я вдруг подумал - что будет со мной лет, скажем, через двадцать? Я попытался представить нас с Пчелкиной вместе спустя годы. И картинка вышла весьма живой и… желанной. 

В общем-то говоря, я ни хрена не верил в институт брака. Во всяком случае, в союзы, заключенные по любви. Мои собственные родители, якобы любившие друг друга, были больше заняты своими бесконечными ссорами, нежели мной. И для себя я такого не хотел. Потому и считал, что наш с Агатой брак по расчету может стать идеальным. 

Идеальным и безэмоциональным. Раньше меня это устраивало, а теперь… 

А теперь я, кажется, начинал понимать Демина. И это пугало больше всего. 

Следующие полчаса Александр Никитич заливался соловьем о том, как они с Таней построят дачу. Заведут собак, детей, котят, цыплят, цветы, кусты и бог весть что еще и в каком порядке. Я же молча жевал пасту и кивал во всех нужных местах - начиная от моего мнения насчет курса доллара и до того, из какого материала лучше положить крышу. Говорить не приходилось - дядя прекрасно справлялся со всем сам. 

А потом Александр Никитич и его невеста ушли, оставив нас с Пчелкиной наедине. И как бы ни была приятна компания ее говорливого родственника, быть с Машей вдвоем мне нравилось куда больше. 

- Ты скоро пойдешь? - спросила она, загружая тарелки в посудомойку. 

- А что, если я хочу остаться? - спросил я, наблюдая за ее движениями. 

- Ты же знаешь - нам нельзя… - пробормотала Пчелкина и я, поднявшись со стула, привлек ее к себе и сказал: 

- Нельзя чего? Полежать в обнимку и посмотреть какой-нибудь фильм? 

- А дальше? - спросила Маша и в ее вопросе я услышал куда больше, чем интерес к предстоящей ночи. 

- А дальше… будем ждать наших детей. А затем растить их, водить в школу, требовать дневник и отбирать сигареты… 

- Вот это планы на жизнь! - рассмеялась Пчелкина. 

Я понимал, что услышать она хотела совсем иное, но готов был обещать только то, в чем уверен. 

- И мне они очень даже нравятся, - подытожил я, увлекая Машу в сторону спальни.

- Я хочу лично курировать французское направление. 

Я заявил это, едва переступив порог кабинета Штерна. Дав резко вскинул голову и уставился на меня с удивлением. 

- Зачем? Мы же хотели командировать Агапова, - заметил он, так и не спуская с меня глаз. 

Я прошел к столу, рухнул в кресло и пробормотал: 

- Лучше бы ты куда-нибудь командировал свою секретаршу. Она мне минут десять не давала пройти, все рассказывала про какие-то ток-шоу… 

- Ха, десять минут! - фыркнул Штерн. - Считай, что легко отделался. Надежду Сергеевну не знаешь, что ли? 

Надежду Сергеевну я знал прекрасно. Но именно сегодня у меня не было никакого настроения ее слушать. 

- Ну так зачем ты рвешься во Францию? - снова спросил Дав и я, нервными рывками ослабив узел галстука, ответил: 

- Хочу уехать. 

Дав смотрел на меня задумчиво несколько секунд, потом постановил таким тоном, каким ставят диагнозы: 

- Ясно. Агата. 

- Угу, - ограничился я коротким ответом. 

И, надо сказать, Полянская действительно была для меня тем самым диагнозом. Вирусом, который творил со мной нечто разрушительное. 

- Что-то случилось? - поинтересовался Штерн осторожно и я усмехнулся: 

- Тебе ли не знать? Она хочет за тебя замуж. 

Дав замялся. Впервые я видел, как по его лицу пробегает неуверенность, словно он думал, стоит что-то говорить или нет.