передернула плечами. – Ты думаешь, я в моем возрасте все еще не знаю, чем пахнут мужчины?

Квинт Лоллий замахал руками:

– Нет, нет, нет. Лучше не уговаривай, а то я могу и согласиться. Мы, сельские жители, слишком старомодны, чтобы оскорблять вкусы прекрасных римских дам. Лучше я пойду рядом и буду держаться с наветренной стороны.

Эгнация засмеялась:

– Тебе же хуже.

После этого она взмахнула рукой, делая знак слугам трогаться с места. Квинт Лоллий пошел сбоку, опираясь о край носилок левой рукой.

– Что нового на полях Кампании? Каковы виды на урожай? Упадут ли цены на зерно этой осенью? – осведомилась Эгнация.

Квинт Лоллий широко улыбнулся:

– Милая Эгнация, разговоры об агрономии существуют для того, чтобы воспитывать почтение к престарелому родственнику у моего болвана племянника, а не затем, чтобы отпугивать римских красоток.

– Боюсь, твой племянник не слишком благодарен тебе за соседство, которое ты ему устроил, – отозвалась собеседница, пропустив мимо ушей слова о красотках.

– Это моя вина. Я слишком торопился и не позаботился о том, чтобы вы познакомить вас должным образом. Уверен, когда это случится, его мнение изменится. Хотя бы в отношении тебя. Я ничего не хочу сказать о твоем браке…

– Лоллий, не хочешь говорить, лучше помолчи, – резко перебила его Эгнация, которая на этот раз нахмурилась уже совсем не притворно. – Ты знаешь, я люблю своего мужа и не терплю разговоров о нем в таком тоне. Гай Варий Сирпик прекрасный человек и он показал себя куда более благородным, чем те, кому благородство положено по рождению.

– Прости, прости меня, – Лоллий-старший покаянно прижал руку к сердцу. – Я сморозил глупость. Я виноват, но я исправлюсь.

– Лоллий, ты знаешь, что я не могу на тебя сердиться и пользуешься этим, – мягко произнесла Эгнация. – Я ведь до сих пор помню и о твоем благородстве.

Лоллий-старший смутился, на мгновение снял руку с края носилок, суетливым жестом одернул тунику и заговорил, подбирая слова:

– Эгнация, я вел себя так, как должен и давай не будем об этом. Наша жизнь и без того полна печали, чтобы вспоминать еще и прошлые несчастья.

Некоторое время Лоллий и Эгнация, не говоря ни слова, двигались вниз по улице. Носилки плавно раскачивались в такт размеренным шагам слуг. Приспособившийся к ритму их движения Лоллий Лонгин шел рядом, слишком твердо, чем это требовалось, глядя перед собой.

Наконец Эгнация нарушила молчание:

– Наверное, это глупо, через столько лет… Но… в последнее время мне почему-то часто напоминают о прошлом, – негромко произнесла она, так словно разговаривала сама с собой.

– У тебя что-то случилось? – живо переспросил Лоллий.

– Нет, ничего важного. – Эгнация быстро покачала головой и, слегка смутившись под пристальным взглядом собеседника, торопливо добавила. – Правда, ничего. Просто это убийство… Разбередило воспоминания. Нелегко сохранять спокойствие, когда такое происходит, чуть ли не на твоем пороге. И.… знаешь, чем старше дети, тем больше забот они требуют.

Лоллий ничего не сказал в ответ, но его красивое, строгое лицо стало еще более серьезным и задумчивым. Наконец, носилки поравнялись с домом Сирпиков. Носильщики остановились, дожидаясь пока хозяйка закончит разговор. Бросив быстрый взгляд на ворота своей усадьбы, она внезапно сменила тему и с укором произнесла:

– Но все же, я на тебя обижена. В прошлый приезд ты так и не нашел времени, чтобы заглянуть ко мне в гости.

– Так получилось, – Лоллий виновато улыбнулся. – Мне пришлось слишком быстро уехать.

– Надеюсь, в этот раз ты исправишься.

Эгнация похлопала его по руке, и, кивнув на прощание, распорядилась поворачивать к воротам.

*****

По суматохе, воцарившейся в доме, Варий Сирпик-младший понял, что мать вернулась. Он знал, что из них троих мать единственная пользовалась среди слуг уважением и любовью. Отца в доме боялись, к нему самому относились немного снисходительно, а всеобщее обожание доставалось матери.

Еще недавно это отношение слуг было для Вария-младшего лишним поводом, чтобы восхищаться "Великолепной Эгнацией". Тем горше было его разочарование, когда он понял, что ее безупречная репутация была выстроена на фундаменте из лжи и лицемерии, с помощью которых мать обманывала не только его с отцом, но и слуг, деловых партнеров, друзей семьи и кажется весь Рим.

Гай Варий не хотел встречаться с матерью. В последнее время ему трудно было не отвечать на ее ласки грубостью. Поскольку он так и решился сказать правду, то выглядел в такие моменты обычным глупым мальчишкой, отчего раздражался еще больше. Варий-младший тихонько выскользнул из своей комнаты и попытался, как можно более незаметно, выбраться из дома. Он был уже у двери, ведущей в сад, когда знакомые шаги за спиной возвестили, что попытка избежать разговора провалилась.

– Гай, куда ты убегаешь?

Варий нехотя повернулся. Мать стояла в начале коридора, величественная будто богиня в длинной зеленой столе. Прятавшаяся за спиной Эгнации служанка, молодая красавица Пифаида, выглядела на ее фоне, словно деревянная статуэтка лара в крестьянском доме рядом с мраморным изваянием Минервы.

– Я просто иду в сад, – ответил Варий, пытаясь придать лицу независимое и гордое выражение и понимая, что на самом деле он выглядит беспомощно и жалко.

– Сынок, у тебя что-то случилось?

Пройдя по коридору, Эгнация подошла к сыну и протянула руку, чтобы потрепать его по голове. Но, Варий-младший был начеку. В последний момент он ловко уклонился, и рука матери повисла в воздухе.

– Ты сама знаешь, – с вызовом сказал он, глядя из-под нахмуренных бровей.

– Что я знаю?

– Ты знаешь, – упрямо повторил Гай Варий.

– Хорошо, может быть, я знаю, – покорно согласилась мать. – Но ты не знаешь ничего.

Ее невозмутимое лицемерие, вот, что больше всего раздражало сына. Он понимал, что должен, наконец, решиться. Что справедливость должна восторжествовать. Ведь пока наказание понесло лишь орудие преступления, а сам преступник остался безнаказанным. Он даже зажмурился от ужаса, на миг, представив себе все последствия своего поступка.

– Я… Я лучше пойду в сад, – выдавил он, мысленно обещая себе, что не станет больше молчать, если мать и дальше будет настаивать. И плевать на то, что их услышит Пифаида, или старый сплетник Анаксагор, который вполне возможно по своей извечной привычке подслушивает под дверью. Или даже сам отец. Он избавится от этого груза и будь, что будет.

Но Эгнация видимо почувствовала настроение сына. Она не стала добиваться от него ответа, а лишь вздохнула.

– Как хочешь. Сейчас все равно нет времени, но мы обязательно должны поговорить.

*****

Несмотря на насмешки Лоллия-младшего, а может быть и благодаря им, Иосиф с первого взгляда проникся симпатией к старшему